Михаил Далин
ПОСМОТРИ В ИСКРИСТЫЙ КРУГ
Загляни в сосуд прозрачный,
Посмотри в искристый круг,
Мир реальный, мир невзрачный,
Мир пустой и неудачный
Вдруг исчезнет, как недуг.
Был уже вечер, но в воздухе ещё стояла жара, медлившая уходить, зацепившаяся своими удушливыми щупальцами за окна домов, мимо которых я шёл, за погашенные фонари вдоль улицы, квелые деревья и за редких прохожих. Я возвращался с работы и был уже на полпути от метро к своему дому. Я каждый день ходил этой дорогой, но, как ни странно, она до сих пор не успела мне надоесть, как надоело почти всё в этом мире. Просто мне нравился район, в котором я жил, не смотря на пропитанный гарью и заводским смрадом воздух, который славился грязным даже в этом городе, и забывая об унылой череде жёлтых домов, что тянулись вдоль тесных улочек почти без растительности. Зато это был глухой уголок не очень далеко от центра, малолюдный и удивительно тихий для промышленных кварталов. Тыльной стороной ладони я вытер со лба пот. Вспомнились недавние неурядицы на работе: скандал с начальником, ссора с одним из программистов. Конечно, я тогда погорячился, ведь я сам программист, сам знаю, что большой проект делать - не рассказы писать, точный срок здесь не угадать, тут и самые опытные могут не уложиться. Самому ведь приходится каждый день доказывать начальнику, что я не верблюд, а компьютер - не дойная корова. Тут только я заметил, что, будучи погружен в свои мысли, свернул с выученного наизусть пути на боковую улочку, где бывал тоже не редко. оги сами, не спросив разрешения, повели меня туда, куда я так часто заглядывал в последнее время по дороге домой. Вот уж вправду ноги выпивку чуят, усмехнулся я про себя. Сегодня я вообще-то собирался заняться накопившимися за неделю делами, но теперь поворачивать совершенно не хотелось и соблазн одолел меня. К чёрту дела, подумал я, это судьба. С внезапно нахлынувшей лёгкостью на душе я толкнул дверь пивного бара и вошёл в приятную прохладу отделанных деревом стен вместительного, почти пустого помещения. Круглые столы стояли в два ряда, каждый в окружении массивных стульев. Друг от друга столы были отделены широкими проходами. Посетителей почти не было, лишь влюблённая парочка у двери и трое мужичков завсегдатаев подальше, их я видел тут часто и считал заводскими рабочими. Здесь всегда было мало народу, и я удивлялся, как хозяину при этом удаётся сохранять в баре невысокие цены и содержать в приличном виде наполовину пустующий зал. Я подошёл к стойке и заказал сразу две кружки тёмного, чтобы не ходить за добавкой. Мне всегда нравилось наблюдать за пенящейся струёй, которая наполняет прозрачную ёмкость подобно морскому прибою, покрывающему забежавшей дальше других волной выкопанную детьми ямку в песке. Я и сейчас был поглощён подобным наблюдением, одновременно выискивая в кармане железную мелочь. а душе становилось всё легче и спокойней. Подхватив кружки, я понёс их в сумрак зала, прочь от залитой светом стойки. Окна были плотно зашторены и зал освещался лишь редкими слабыми светильниками в форме бочонков пива, равномерно развешанными вдоль стен. Здесь всегда было только искуственное освещение, которое делало столики отчуждённее, но всю обстановку уютнее, а порою даже заставляло вообразить, что вы попали в какой-то средневековый трактир. Вот за это я и любил заведение. Сев за дальний столик, подальше от голосов и света, я пригубил пиво. Да, хорошее местечко, но не стоит бывать здесь так часто, думал я тогда. Мне представилось, что вскоре я превращусь в одного из завсегдатаев, стану похож на тех мужичков, что сидят через два стола от меня. У меня будет такая же грязная и поношенная одежда, поношенное лицо тёмного цвета. Моя речь обзаведётся новым лингвистическим арсеналом, каждая фраза не будет обходиться без крепкого русского словечка. о ведь они рабочие, а я программист, человек умственного труда! Хотя что с того, одно другого не лучше. Давно пора мне плюнуть на свой умственный труд, пойти за станок, работать день за днём с грязными руками да чистыми мозгами. Впрочем, как я могу рассуждать о физическом труде, если я с ним до сих пор по-настоящему не сталкивался? С детства я испытывал к нему какое-то врождённое пренебрежение, а благодаря своим интеллектуальным способностям, которые взрослые называли "великолепными" или "блестящими", я без труда освоил профессию программиста. Конечно же, физический труд мне тоже надоест, наверняка ещё быстрее чем работа, которой я сейчас занимаюсь. Всё надоедает в этом жалком мире, гнусном мире, мире прямых углов и однообразных линий. В памяти всплыли детские мечты о том, чтобы быть могучим рыцарем, непобедимым воином, о фантастических мирах, населённых чудовищами, магами и отважными храбрецами. Я представил, что иду по синей бугристой земле, местами покрытой чем-то вроде гравия малинового цвета. адо мной простирается багровый купол неба, на котором не видно солнца, но при этом всё залито равномерным, довольно ярким светом. Время от времени небесный свод пронзают стремительные, оранжевого цвета вспышки; они похожи на молнии, но не спускаются к поверхности, а бегут параллельно ей. Меня окружают приземистые строения из каких-то скрюченных чёрных брёвен. Всего их здесь не более сотни, за ними, покуда видит глаз, во все стороны расстилается бугристая синяя равнина с редкими холмиками. Дома выглядят так, будто пережили несколько пожаров и наводнений, но мне откуда-то известно, что таков был и их первоначальный вид. Что-то оторвало меня от фантазирования, и я увидел, что именно: моя кружка опустела. Я держал её перевёрнутой над раскрытым ртом, но оттуда уже даже не капало. Странный сегодня день, подумалось мне, я как в трансе. Оглядевшись, я увидел, что все посетители куда-то делись, за стойкой никого не видно, но скорее всего бармен просто присел за бочкой. Пододвинув к себе вторую кружку и сожалея, что половина удовольствия уже позади, я отхлебнул глоточек. Я смотрел на тёмную искрящуюся жидкость, заключённую в прозрачные стенки, сжатые моими пальцами. Отражённое лицо казалось каким-то необычным, но, как ни странно, более подходящим мне, чем мои настоящие черты, не искажённые колыханиями и пузырьками. Мне почудилось, что я вижу в отражении за собой то кусок багрового неба, то покорёженный чёрный дом, то уходящие вдаль синие бугры. Странно, вроде бы и выпил совсем немного. ет, пиво тут явно ни при чём, сегодня со мной вообще странные вещи происходят. о меня это уже не волновало, я погрузился в воспоминания о своём сказочном мире. Пиво кончилось, и я встал со стула, забирая пустые кружки. Какая-то странность в освещении привлекла моё внимание. Я заметил, что граница освещённого ближайшим светильником пространства слегка колеблется, как будто под футляром в виде бочонка стоит свеча, а не обыкновенная электрическая лампочка. Без сомнения, зал действительно освещался свечами, это доказывал запах, который я сейчас почувствовал. Удивительно, как я раньше этого не замечал, может быть свечи поставили недавно? В танцующем мягком свете дерево стен казалось темнее, чем обычно. Когда я ставил кружки на стойку, мой взгляд упал на бармена. Странно, раньше я никогда не видел здесь этого здоровяка. аверно, его приняли на работу не так давно, а несколько минут назад он сменил молодого парня, у которого я брал сегодня пиво. Однако, если он будет храпеть на всю округу как сейчас, навряд ли задержится на новом месте. Я вышел на улицу и увидел покосившееся деревянное строение напротив. Я точно помнил, что этого чёрного монстра здесь быть не могло, но почему-то на сей раз я удивился намного меньше, чем в баре, когда заметил странность в освещении. Я свернул направо и побрёл по синим буграм дороги, слушая, как под ногами шуршат и побрякивают мелкие малиновые камушки. Багровое, беспокойное небо пялилось на меня сверху, но я уже почти не удивлялся. Оранжевая вспышка беззвучно пролетела вдоль линии горизонта прямо у меня перед глазами, вызвав ощущение чего-то родного и давно позабытого. В сердце появилась сладостная тянущая лёгкость, как бывает, когда нахлынут ностальгические воспоминания о чём-то очень дорогом, но утраченного много лет назад. Я почувствовал, что иду не своей походкой, мои движения стали свободней и размереннее. Я опустил глаза и увидел чужие ноги, шагающие твёрдой поступью. Эти ноги когда-то были моими, но я уже давно сменил их на хилые ходули в хлопчатобумажных брюках, а теперь произошёл обратный обмен. Память возвращалась постепенно. Подойдя к колодцу, я зачерпнул ведро зеленоватой воды, от которой веяло прохладой, сделал долгий глоток, наслаждаясь горьковатым позабытым вкусом, подождал, пока круги ряби на воде улягутся и нагнулся над зеркальной гладью. В отражении я узнал себя...