Дэвид Нордли
Последняя инстанция
Я прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как язык крохотного, захолустного островка на противоестественной, выжженной ультрафиолетом планетенке с высокой гравитацией и жиденькой атмосферкой становится родным языком существ, явившихся с нормальных планет, отстоящих на сотни световых лет. Еще мне довелось видеть, как клетианская восьмеричная арифметика вытесняет двенадцатиричную и десятичную системы Ду'утии и Земли благодаря своей рациональности. И я видел, как наши здания взмывают до ду'утианских стандартов просто в силу общественной надобности. На Тримусе в избытке уникальных, невероятных и драгоценных вещей! Но если представить, будто эволюция следует неким предначертанным образом, то я думаю лишь о том, что Тримус говорит по-английски.
Из заметок Го Зома по поводу Конвенции и Статута Тримуса.
Командор-контролер Дриннил'иб кое-как пристроился, разместил свою лишь слегка избыточную массу ду'утианских мышц и жира на забронированной для него подстилке в уютной и тесной — по ду'утианским стандартам — аудитории Тримусского университета. Все в один голос утверждали, что его "Мемуары планетного контролера" — труд солидный, хотя и не слишком захватывающий, и первый претендует на премию за лучшее документальное произведение. Дрин, конечно, волновался, но не то чтобы изнемогал от нетерпения…
Обязанности церемониймейстера исполнял человек, Ричард Мун свежеиспеченный юморист с густой гривой светло-русых волос, ставший лауреатом премии за нехудожественное произведение в прошлом году. Дрину вспомнилось, что получил ее Мун за "Летающего кита" — описание гаргантюанских приключений антрополога Доглоша'идна, которого аэростат носил над внешним полюсом Тримуса, заселенным клетианами. Ричард Мун что-то говорил — должно быть, шутил, но внимание Дрина уже переключилось на Мэри.
Подруга, а зачастую и напарница командора, лейтенант-контролер Мэри Пирс игриво подтолкнула Дрина: мол, успокойся, старина. Неужто его волнение так бросается в глаза?
Дрин отстранил Мэри, которая рядом с ним выглядела совсем крохотной. Ну и ладно, зато она способна проникнуть туда, куда ему из-за размеров путь заказан, и на диво сильна для своего роста. "Сказывается наследственность, — отметил про себя Дрин. — Такая сила вполне естественна для существа, рожденного на планете с высокой гравитацией, да еще прошедшего суровую подготовку, предписываемую регламентом контролера".
Прикосновение Мэри успокоило и даже — каким-то противоестественным образом — возбудило. Оба они, любознательные от природы, старавшиеся смотреть на все вокруг непредвзято, вдобавок испытывали взаимную привязанность существ, не раз спасавших друг друга от смерти. За годы, проведенные вместе, у них обнаружилось множество точек соприкосновения, из-за чего консерваторы ду'утиане стали со временем косо поглядывать на Дрина. Однако у того имелось на сей счет собственное мнение, которое он, впрочем, открыто высказывать остерегался.
Дриннил'иб так и не завел ни жен, ни лежбища, за что прослыл в ду'утианском обществе безродным бродягой. В жизни Дрина присутствовало некто или нечто, некий эрзац семейного благополучия, посему в отношениях с соплеменниками особой напряженности все же не возникало. Правда, некоторые самки иногда намекали, что не прочь присоединиться к гарему (которого у командора не было). От спаривания Дрин уклонялся: немногочисленные попытки познакомиться с этой сферой жизни оставили на душе скверный осадок.
Битком набитая аудитория наконец стихла, и появился ведущий, прославленный критик и общественный деятель Зо Ким, уполномоченный огласить имя лауреата. Спланировав над собравшимися, он с клетианским достоинством приземлился на сцене, сделав всего пару сдержанных взмахов угольно-черными крыльями и жестко опустившись на обе ноги. Он прибыл один: этот клетианин привык балансировать на грани. По слухам, его супруга Би Тан осталась на внешнем полюсе трудиться над очередным романом. Она прославилась тем, что никогда не носила с собой интерком по причинам, вполне понятным и клетианам, и писателям.
Зо Ким устремился к церемониймейстеру.
Мун уже не смеялся. Более того, насколько мог судить Дрин, человек выглядел напуганным до полусмерти. Он что, отказывается вручить конверт ведущему? Дрин сдерживался изо всех сил, ведь это, быть может, именно его премия! В своей рецензии Зо Ким подверг обе книги — Дрина и Муна — едкой, уничижительной критике. Общество терпимо относилось к словесному недержанию этого заучившегося позера лишь потому, что Зо Ким славился умением вычленить в произведении смысл, погребенный под грудой неудачных эпитетов. И потом, в течение двух столетий терпимость мало-помалу сменилась уважением. Скорее всего, Мун решил просто поприжать хвост чрезмерно напыщенному критику.
— Ты уже знаешь — значит, буду знать и я! Сию секунду! — рявкнул Зо Ким и, яростно хлопнув крыльями, приподнялся над сценой. Его клюв оказался вровень с лицом Муна.
"Хватит ломать комедию! — мысленно возопил Дрин. — Я, между прочим, тоже хочу знать!"
— Очень хорошо, вы узнаете — едва слышно, без малейшего вызова в голосе, отозвался Мун, сгорбившись, как побежденный. Недоумение Дрина усилилось. Да что же там стряслось, в конце-то концов? — Отказать я не вправе. Я узнал о Би Тан от… того, кому полностью доверяю. Сам не видел, но у меня нет оснований сомневаться в достоверности сведений. Однако, быть может, кто-то что-то напутал, Зо Ким. Я бы советовал подождать, мало ли что…
