— Карбункул, месячный отпуск и муж, возвращающийся от антиподов, — раздраженно заговорила Трой, входя в студию, — сами по себе это вполне нормальные вещи. Но все вместе — страшная неразбериха получается.
Кэти Босток с тяжелым вздохом отступила от мольберта, прищурилась и, равнодушно посмотрев на свое творение, осведомилась:
— А в чем, собственно, дело?
— Звонили из Джи-1. Рори возвращается. Наверное, будет здесь недели через три. К тому времени я уже избавлюсь от карбункула и вернусь к девочкам в свою берлогу.
— По крайней мере ему не придется любоваться на твой карбункул. — Мисс Босток с отвращением вгляделась в дело рук своих. — И то хорошо.
— Он у меня на бедре.
— Знаю, бедолага ты моя.
— Однако, Кэти, — продолжала Трой, становясь рядом с подругой, — согласись, ты должна признать, что это очень гадко… А у тебя получается, — добавила она, вглядываясь в изображение на холсте.
— Придется тебе переехать в лондонскую квартиру немного раньше, вот и все.
— Но если бы все так не сошлось, карбункул, Рори, отпуск — ну да, конечно, карбункул немного раньше, — мы бы провели здесь вместе пару недель. Адъютант генерала обещал, и Рори писал в каждом письме… Признай, Кэти, что это весьма неприятно. Только не говори, что в Европе происходят вещи и похуже, то…
— Ладно, ладно, — умиротворяюще проговорила мисс Босток. — Я всего лишь хотела сказать, что, по удачному совпадению, твоя берлога и работа Родерика оказались в одном и том же месте, в Лондоне. Умей во всем находить хорошую сторону, дорогая, — нравоучительно добавила она. — Что это за письмо ты там теребишь все время?
Трой разжала узкую ладонь, в которой обнаружился смятый лист почтовой бумаги.
— Ты об этом? — смущенно спросила она. — А, ну да, ну да, конечно. Никогда такого бреда не читала. Взгляни.
— Он весь в кадмии.
— Знаю. Я уронила его на шпатель. К счастью, только обратная сторона запачкалась.
Мисс Босток расправила письмо на столе с красками — рядом с кадмием появились отпечатки кобальта. Это был лист почтовой бумаги, плотный, белого цвета, еще довоенного производства, с вензелем в верхней части, увенчанным гребнем в виде креста с зубчатыми краями.
— Ничего себе, — сказала мисс Босток. — Поместье Анкретон. Это… Ничего себе!
Мисс Босток была из тех, кто всегда читает письма вслух.
«Мисс Агата Трой (миссис Родерик Аллейн)
Тэтлерз-Эн-Хаус
Боссикот, Бакингэмпшир
Уважаемая мадам!
Обращаюсь к Вам от имени своего тестя, сэра Генри Анкреда, который хотел, чтобы Вы написали его портрет в костюме Макбета. Портрет, размером шесть на четыре фута, будет висеть в центральном холле особняка Анкретон. Будучи нездоров, мой тесть желал бы позировать здесь и приглашает вас приехать в субботу, 17 ноября, и пробыть здесь столько, сколько понадобится для завершения работы. По его мнению, это займет примерно неделю. Он будет признателен, если Вы телеграфно известите, интересует ли Вас его предложение, а также укажете размер гонорара.
Искренне Ваша,
Миллимент Анкред».
— Вот нахал! — не удержалась мисс Босток.
Трой усмехнулась.
— Ты наверняка обратила внимание, что мне предлагают сварганить картину шесть на четыре за семь дней. Интересно, а дорисовать трех ведьм и окровавленного ребенка тоже придется?
— Ты уже ответила?
— Пока нет, — пробормотала Трой.
— А ведь отправлено оно шесть дней назад, — строго сказала мисс Босток.
— Знаю. Моя вина. Как сформулировать в телеграмме: «Глубоко сожалею чужих домах картин не пишу»?
Кэти Босток помолчала, поглаживая своими короткими сильными пальцами вензель с крестом.
— А я думала, что такие штуковины бывают только у пэров, — заметила она.
— Видишь, тут крест с окончанием в виде якоря. Отсюда, наверное, и Анкред.[1]
— А, все понятно! — воскликнула Кэти, потирая нос пальцем в голубой краске. — Забавно.
— Что забавно?
— Ты ведь вроде делала декорации для одной постановки «Макбета»?
— Ну да. Точно, поэтому обо мне и вспомнили.
— Боже милосердный! Помнишь, — продолжала мисс Босток, — мы видели его в этом спектакле? Ты, Родерик и я? Нас Батгейты пригласили. Еще до войны дело было.
— Конечно, — кивнула Трой. — Он играл бесподобно, верно?
