Лондон
Март 1941 года
Холодная, ясная ночь содрогнулась и застонала, когда тишину разорвал нарастающий гул сотен двигателей. Выстроившиеся в цепочку самолеты, словно обозленные шершни, прорезали потемневшее небо над городом, уже одетым в черное в преддверии неминуемого траура.
Пробираясь сквозь толпу бегущих к бомбоубежищу лондонцев, она ощущала в горле привкус пыли и гари. Какой-то мужчина схватил ее за руку, словно хотел направить в другую сторону, но прозвучавший поблизости взрыв заставил его ослабить хватку и поторопиться за толпой. Она попыталась перехватить чемодан поудобнее – давление на грудь мешало дышать. На нее обрушились усталость и боль, но она только приветствовала их, потому что они скрывали кровоточащую рану невыносимого горя. Шатаясь, она двигалась вперед: незамеченные порезы на ноге и лбу сочились кровью, а едкий смрад взрывчатки перемешался с жутким запахом смерти.
Она с опаской передвигалась по неосвещенной главной улице, столь знакомой при дневном свете, но столь чужой для нее сейчас. Ночное небо расцвело пламенем и багровым светом, когда зенитные установки ответили громким лаем на завывания банши [3] сирен воздушной тревоги. Прижавшись к стене – словно так можно было спрятаться от этих звуков, этого шума и всего этого ужаса, – она закрыла глаза. «Лунная соната». Кто-то – она не помнила, кто именно, возможно, кто-то из подпольного клуба – однажды шепнул ей, что именно эту мелодию он называет музыкой ночных бомбардировок. Тогда она решила, что это превосходная мысль, чудесный способ найти что-то хорошее в чем-то настолько ужасном. Но тогда она была моложе. Тогда она более охотно соглашалась с тем, что мир еще не лишился своей красоты, в то время как все вокруг горело и тлело, а лишенные крыш здания, словно умирающие от голода птенцы, разевали рты в безучастное небо.
Неподалеку упала еще одна зажигательная бомба. Взметнулся еще один огненный шар. Разрушилось еще одно здание, еще один кров, еще одна жизнь, когда непоследовательный перст судьбы беспечно ткнул наугад. Тротуар загромыхал под ногами. Спотыкаясь, она сошла на дорогу, чуть не лишившись драгоценного багажа. Раздался пронзительный свисток уполномоченного по воздушной обороне, но он потонул в реве моторов в небе. Пока она бежала, малыш лежал смирно; полузакрытый верх саквояжа защищал его от пепла, летящего от горящих зданий.
Она нырнула к дверному проему, чтобы перевести дыхание, ощущая странную благодарность пожарам за то, что они освещали ей путь. Совершенно уверенная в том, что оказалась на МакФаррен-Плейс, она вжалась в немного утопленную в стене дверь, представляя себе, что слышит приближающиеся с той стороны шаги. Нужно было бежать, пока она не доберется до нужного места. Она не знала, что станет потом делать, но об этом можно было подумать позже.
Над головой пронеслась очередная цепь самолетов; рокот двигателей эхом отозвался в ее костях. Она готова была рухнуть на пороге и так и лежать, пока не наступит рассвет или смерть, что бы ни пришло раньше. Но она не могла. Она снова ощутила тяжесть саквояжа в руках, а легкое шевеление внутри напомнило ей, почему она не могла сдаться.
Она стояла, широко расставив ноги для равновесия и ложного ощущения силы, которое оно придавало ей. Пока земля вибрировала, она держалась за этот слабый проблеск силы воли, не позволяющий ей остановиться. И именно он снова вытолкнул ее на улицу и заставил двигаться, когда откуда-то сзади донесся рев следующей стаи самолетов.
Пока она пряталась в очередном дверном проеме, самолеты пролетели обратно, сбросив свои бомбы возле Оксфорд-Стрит. Ее плечи и руки ломило от тяжести саквояжа. Как такой небольшой предмет мог настолько много весить? Но остановиться она не могла. Не сейчас. Не после всего произошедшего. Она не выдержит еще одной потери, которая станет самой большой и заключительной дырой в чаше ее везения.
В ушах звенело от обрушившейся на город какофонии разрушения, во рту стоял медный привкус крови – она прикусила губу, сдерживая дрожь. Случайная бомба могла упасть прямо на нее и ее ценный груз, вне зависимости от того, где находилась намеченная цель – непредсказуемая рука судьбы никогда не знает, куда опустится.
Избегая уполномоченных и любого, кто мог сбить ее с пути, она продолжала торопливо двигаться вперед, пока не добралась до Дэйвис-Стрит и площади, где красивые дома Георгианской эпохи теперь были укрыты в черное, а их затемненные окна напоминали сонные глаза. Она знала этот дом и даже бывала внутри. Знала, что подвал используется как частное бомбоубежище, оснащенное электричеством и обеспеченное продуктами, мягкими матрасами и одеялами. Но сюда она пришла по другой причине. Она не собиралась оставаться здесь.
