Рустам Гаджиев
Посеянным в огонь
В редакцию он пришел «с улицы». Естествен вопрос: кто ты, с нем приходишь в литературу? Новое поколение «двадцатилетних»… Что за плечами у них, что хотят сказать «городу и миру» эти на вид жесткие, гордые люди?..
— Мне сегодня исполнилось двадцать четыре, благодушное настроение… Я — плохое или хорошее, но это то, что было сделано Временем. Я знаю, КАК надо, — и лишь бы хватило сил на Большое Представление, именуемое Жизнью. Завтра наступит. И в нем будем мы. Какие — зависит от нас.
Рассказ
Стоит град пуст, а около него куст.
Идет старец, несет ставец, а в
ставце — взварец, в взварце —
перец, в перце — горечь, в горечи —
сладость, в сладости — радость, в
радости — смерть.
Древнеславянская рукопись.
Завадски на самом деле дьявол.
Меня встряхивают, прокатывают меж ладоней, точно колбаски, бесчувственные руки, заглядывают в глаза. Я послушно открываю рот, показываю зубы. Меня тошнит. На руках завязывают шнурки. Перчатки, словно клешни морского краба, почерневшие, раздутые и чужие. Эти перчатки — неприятная опухоль на руках. Я киваю. Меня хлопают по плечу.
Я — БОЕЦ.
Меня ведут к дьяволу. Оскаленные лица поворачиваются ко мне, выныривают из-под ног и всматриваются, словно желая убедиться в чем-то. Они готовят меня к бою. Они не знают, готов ли я и как буду разговаривать с НИМ. Они считают, что улыбаются, не зная, не догадываясь, что с клыков их капает. Они все — маленькие частицы великого шоу под названием ИЗБИЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА. Они — шушера. Они слышат, как течет кровь под моей кожей, и облизываются украдкой. Ноги оступаются. Мы спускаемся в преисподнюю, к НЕМУ. На лестнице мне встречаются бойцы, они похлопывают и подбадривают, как могут, улыбаясь окровавленными ртами. Я едва киваю им в ответ. Через три минуты динамики прокричат мое имя.
Я — ХАРВИ, БОЕЦ. Я буду драться в течение двадцати минут — пять раундов по четыре минуты. Мой противник — нервный крупный самец с красными глазами. Он должен убить меня. Я видел, как он раздевался перед зеркалом. Вокруг было темно, только перед зеркалом в трех сантиметрах над его головой горела мутная, желтая лампа. Его тело шевелилось под лампой, как мешок, набитый живыми мышцами. У меня появился привкус стали во рту.
Я — БОЕЦ. ЭТО МОИ ДЕНЬГИ.
Есть тысяча способов покончить с собой. Я предпочитаю этот голоду или решетке. Все время рука дергается — нервы. Я бы не хотел, чтобы она дергалась, кажется, я боюсь показаться ненормальным.
Я ненавижу страх.
Лестница кончается, лица вампиров исчезают. Проем двери, сваленные в кучу стулья, белый халат. ОН сидит за столом и поднимает на меня глаза. ОН смотрит на меня и легко улыбается, два пьяных врача, одному из которых я чуть не выбил зубы — грязный толстяк дышал мне в лицо и лез в рот своими жирными пальцами, — четыре девчонки из стриптиза, распорядитель, телохранители и рефери на ринге — вот вся команда этого седого человека, этой умной акулы. Это его бизнес. Те, кому нужны деньги, приходят в комнату с низким потолком и продают ему свои тела — молодые или не очень — по сходной цене.
Дьявол вращает глазами и ощупывает меня. Его крепкие, морщинистые руки обволакивают меня, распрямляют плечи, залезают в уши и мозг, проникают в живот, скользят по внутренностям. Они стискивают меня, точно кольца удава. Его седые ресницы дрожат, круглые глаза спрашивают: «Ты знаешь, что это значит? Ты готов?» Я только хрипло дышу в ответ. Я полностью принадлежу ему, он даже в кишках. «Хороший мальчик. Он заработает много денег». Седые глаза улыбаются, он готовится выплюнуть меня — дьявол Завадски, покупающий живую плоть.
Почему свет всегда падает на него так странно? На его лице живут тени, они отнимают память. Я ухожу, плечи мои вздрагивают, голова опущена, вампиры всем скопом шагают вокруг, образуя эскорт. Они боятся, что я убегу.
МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ.
Там, на ринге, мой секундант Олег, он кивает мне. Друг детства.
Трус, такой же, как они все.
Ринг — освещенное место среди темноты. Мы ждем, перетаптываясь. Справа обнаженное тело. Это он, противник. «Харви Айгумов! Боец, не знающий пощады! Красная повязка!» — исторгают динамики. Сгорбившись, я выхожу под свет прожекторов. Темнота загорается звездами — это глаза жлобов, они оценивают тряпичную куклу с моим именем. Эта кукла — я. И стою я под их взглядами в ночном клубе, и правая рука моя подергивается. Я — наглый новичок с улицы. Я — подающий надежды. Я — всеобщая российская мечта. Я стою на возвышении, и пламя беснуется вокруг меня. Они там, за столиками, ворчат, они удовлетворены. Я вижу женские силуэты, светлые волосы, крупные бедра. Они смеются, глядя на раздетую обезьяну с моим именем.
Динамики гремят, выкрикивая имя второй обезьяны, «непобедимой и злобной», но я слышу только лай: «Противник! Противник! Противник!»
Теперь они оценивают его. Они делают ставки. «Делаем, делаем!» — кричит распорядитель. Сейчас на сцене разденется девочка, а потом ринг займем мы.
БОЙЦЫ, ОДИН ИЗ КОТОРЫХ УМРЕТ.
У нас нет защитных приспособлений, мы профессиональные каратисты и боксеры, нам были сделаны инъекции. Они вкололи мне две разные жидкости перед боем — в ягодицу и вену, на сгибе левой руки.