Портрет матери
Ирина Малакович
Книга о героине белорусского народа Марине Малакович написана в форме повести-исповеди человека, потерявшего на войне мать. Детское горе и ожидание, поиски и встречи на партизанских дорогах Беларуси с теми, кто вместе с матерью принимал участие во всенародном сопротивлении фашистскому нашествию, - и все это становится неотъемлемой частью сегодняшней жизни героев публицистической повести. Через всю повесть проходит мысль: прошлое продолжает жить в настоящем.
Солнце, длинные тени. В нескольких метрах отсюда машинная спешка улицы. А здесь шаги сами собой замедляются и начинаешь иначе видеть и слышать. Сначала осознаешь пугливое шушуканье листьев. Потом взгляд, успокаиваясь, различает невзрачные цветы с крохотными зеленоватыми соцветиями — украшение осенних бульваров. Запах меда настойчиво напоминает: сентябрь, опять сентябрь.
Мое время. Не надо торопиться, никуда не опоздаешь — все уже случилось, все с тобой. Дни стоят как чистая вода в прозрачном кувшине. Свет растворен в каждой частице воздуха, и тишина полна смысла.
В сентябре я родилась. Числа теперь никто точно не знает, оно потерялось, сгорело вместе с метриками на войне. Зато каждое сентябрьское утро для меня как итог и возвращение к началу.
Обычная дорога домой. Загорелый малыш катит между деревьями на велосипеде, и под колеса ему срывается с ветвей невесомая сеть с ячейками света. Она качается, скользит, и меня окончательно отпускает дневная суета редакции. Слабеют звонки, отдаляются голоса, размываются лица собеседников. В ячейки солнечной сети проскакивает вся мелочь. А что остается — то остается.
Тревога. За невеселого шестиклассника из пригородного поселка. Столько раз была у него в доме, а все стоит перед глазами самая первая встреча: мальчик с дорожками высохших слез на щеках открывает мне дверь, и взгляд его вспыхивает, будто он встречает долгожданное избавление. Завтра, уже завтра тяжелая рука отчима не поднимется на него больше: завтра выходит статья в газете. Обидчик окажется у всех на виду, ему тогда не укрыться от людских глаз за толстыми дубовыми ставнями. Ты звал на помощь, мальчик, — я привела к тебе людей.
По соседству с тревогой живет радость. Всего два слова: «А рассветы?!» Спрессованной в них энергии хватило бы на сотни слов. Знакомый геолог, вернувшись из экспедиции, принес статью для школьников.
Отговаривал мальчишек от геологоразведочного, развенчивал романтику походов и костров. Зачем обманываться красивой выдумкой? Их ждет тяжелая работа и вечная бесприютность. Не ожидала такого поворота.
—Значит, если бы выбирать сначала, вы сами предпочли бы теплый дом, крышу над головой?
Вот тогда вместо ответа он произнес с бесконечным удивлением это свое:
—А рассветы?!
Словно солнцем плеснули в лицо.
Есть еще что-то. Оно над всем, стоит, не проходит. Что же? Со мной, со мной случилось, сегодня.
Лицо женщины. Там, в длинном коридоре, битком набитом редакциями, где столько разных людей бывает за день.
Она вышла из какой-то двери, полсекунды — прошла мимо меня. Я видела ее впервые. Но миг не кончался.
Этот неуловимо знакомый овал щек, низко закругленная сильная линия, уравновешенная мягкостью взгляда.
Воображение привычно дорисовало остальное, чего не успели схватить глаза. Слишком долго искала я такое лицо, чтобы даже теперь, через много лет, не заметить самого крохотного сходства. И, выходя из-под деревьев к знакомой остановке трамвая, говорю себе без всякой связи с осенью и сегодняшними делами, что и в сорок лет, и в пятьдесят я, наверное, буду, как и в десять, искать единственное среди всех лицо матери. Оно не может стать прошлым, прошедшим для меня. Слово чей-то неотступный взгляд всегда обращен ко мне: «Ничего не забыла?»
...Вечерний трамвай, слегка раскачиваясь, вышел на дугу между вокзалом и заводской окраиной. До дома теперь ровно пятнадцать минут. Еще пятнадцать минут наедине с собой. Вот и мост. Вагон пошел медленнее, давая еще раз вглядеться в давно и много раз виденное. Трубы подпирают загустевшую по краям синь невысокого уральского неба. Мелькнула под нами электричка, уколов сердце внезапной, но еще не до конца ясной догадкой. Но в первый раз настигает меня в том месте тревога.
Но дорога не дает на ней удержаться, отвлекает, заводит привычную игру. Быстро-быстро меняет мелькающие рядом машины, дома, магазины. И неторопливо, почти незаметно поворачивает громаду завода, до которого отсюда еще с километр.
Я думаю о тех, кто приходит ко мне, не спросившись в любое время, неслышный и невидимый для других. О днях, перепутавших хронологию и давно вычеркнутых во всех календарях. Они длятся, живут вместе со мной, оставаясь такой же реальностью, как этот рабочий город, ежедневная дорога.
Летит, смазываясь от скорости, сиюминутное, близкое глазам. И неотступно маячит, напоминает, дает себя рассмотреть с разных сторон отдаленное, вчерашнее — мой горизонт, от которого начинается все, что есть у меня.
Это не воспоминания, нет. Если не забывала, нельзя сказать: подождите, сейчас припомню. В каждом новом мгновении есть то, что было со мной и с другими и не прошло.
