Яркое солнце освещало группу людей, собравшихся на зеленой лужайке. Их лица были пасмурными и скорбными, поскольку все они собрались здесь в связи с очень печальным событием. Смерть человека — всегда трагедия, а гибель молодого мужчины, которому еще не исполнилось и тридцати, ужасна вдвойне.
Синди положила на гроб мужа одинокую белую хризантему и отошла в сторону. На ее бледном, слегка осунувшемся лице застыла маска печального самообладания. Все чувства, казалось, покинули ее. Остались лишь пустота и оцепенение.
Волны сочувствия, исходящие от родных и друзей Теодора, вызывали у Синди ощущение неловкости. Интересно, как бы они отреагировали на то, что она собиралась уйти от мужа? Что бы они подумали, узнав, что после первого шока, вызванного внезапной смертью Теодора, ее захлестнуло чувство освобождения?
Скромная церемония близилась к концу. Присутствующие один за другим подходили к вдове с соболезнованиями. С трудом вглядываясь в череду неясных лиц, она бормотала в ответ слова благодарности. Сочувствие этих людей вызвало на ее лице печальную улыбку. Ей будет нелегко расстаться с ними, покинуть Джейсон-Крик — то место, где она впервые ощутила тепло семейного очага.
Все здесь были так добры и внимательны к ней, особенно Дороти и Квентин, которые взяли Синди к себе, когда ей было тринадцать, и стали ей отцом и матерью задолго до того, как она вышла замуж за их сына. В этой семье впервые в жизни она почувствовала, что ее по-настоящему любят. О ней искренне заботились, не требуя ничего взамен.
Но теперь ей придется уехать. Она не может продолжать жить в Драммонд-Плейсе, так близко от них, его родителей. Она не имеет права продолжать жить во лжи. Это было бы нечестно по отношению к этим чудесным добрым людям.
— Дорогая, мы пригласили несколько человек зайти к нам на чай, — тронула ее за рукав Дороти. — Ты должна присутствовать на поминках.
Синди прикусила губу.
— Дороти, ну, пожалуйста… — взмолилась она, избегая смотреть свекрови в глаза. — Я не в силах вынести этого. Все так внимательны ко мне… — Чересчур внимательны, подумала она, чувствуя себя обманщицей, не заслуживающей такого сочувствия. — Я беспокоюсь, как там Эдвин, — наконец нашла предлог Синди.
— Но ведь с ним Салли, — мягко возразила свекровь. Ее взгляд потеплел при упоминании о ребенке, которого она считала своим внуком. — Ты можешь на нее положиться. Салли очень ответственная, и она так любит Эдвина!
— Спасибо, что вы так часто отпускаете ее к нам. Не знаю, как бы я управлялась!
Синди вздохнула. Жизнь станет гораздо труднее, если она уедет отсюда. Не будет рядом Салли, всегда готовой посидеть с ее сыном или помочь по хозяйству. Не будет Дороти, и не у кого будет спросить совета. Не говоря уже о том, что она лишится тепла и уюта, которыми наслаждалась в семье Мэрдоков. Но пора начать самой зарабатывать свой хлеб. Начать новую жизнь. Ради Эдвина.
Свекровь крепко сжала ее руку.
— Салли обожает Эдвина. Как и все мы. Он чудесный ребенок. Такой ласковый и послушный. Пожалуй, даже слишком послушный. — Ее обычно живые серые глаза наполнились слезами. — Он напоминает мне Теодора в детстве. В этом возрасте Тедди тоже был тихим и спокойным. Быть может, не таким застенчивым, каким в последнее время стал Эдвин, но все равно между ними огромное сходство. Нет, не внешнее, — внешне мальчик пошел в тебя, Синди. Такие же огромные темные глаза и густые черные волосы. Но все же в нем безошибочно угадывается Мэрдок. — Ее губы изогнулись в печальной улыбке. — Мы потеряли сына, но можем утешать себя тем, что он остался жить в Эдвине.
На лице Синди впервые отразилась боль. Она опустила голову, и прямые блестящие пряди черных волос прикрыли бледные щеки. Как бы мучительно это ни было, она должна рассказать Дороти и Квентину правду о своем сыне, прежде чем уедет отсюда. Разумеется, не называя никаких имен. А что, если они начнут презирать ее после этого? Не захотят больше видеть? Что ж, она не может продолжать жить во лжи, оставаться членом их семьи, принимать их любовь, щедрость, доверие… Особенно теперь, когда Теодора больше нет в живых.
— Дороти, вы с Квентином были так добры ко мне, — порывисто произнесла Синди. — Вы взяли меня в свой дом, когда… когда я никому не была нужна. Обращались со мной, как с дочерью…
— Ты уже давно стала нам дочкой, Синди. Во всех смыслах этого слова, — со слезами в голосе ответила Дороти. Ее глаза поблескивали в холодных лучах зимнего солнца. — Мы так обрадовались, когда Теодор сказал нам, что вы собираетесь пожениться. Конечно, для нас это было неожиданностью. Приятной неожиданностью, — поспешно подчеркнула она. — Нам всегда казалось, что вы относитесь друг к другу, как любящие брат и сестра. Хотя потом, поразмыслив, я поняла, что должна была догадаться. Тедди обожал тебя с того самого момента, как ты вошла в наш дом. Но ты долгие годы обращала внимание только на… — Дороти запнулась и смущенно вспыхнула. — Прости, дорогая, я знаю, что ты не любишь вспоминать о Мартине. Но он ведь мой племянник. И к тому же, Синди, он собирается…
— Прости, что я опоздал, тетя Дороти.
