– Стой! Остановись! – орали ему сзади.
Но Напас гнал оленей вперед – быстрей! Быстрей! Испуганно оглядывался через плечо на своих преследователей и тыкал в оленьи холки костяным набалдашником хорея[1].. Однако несчастные животные не могли бежать еще быстрее – они уже совсем вымотались. А у тех, кто гнался за беглецом, олени были полны сил. Они все равно догонят его, и тогда Нанасу конец…
– Стой! Там ничего нет! – долетел до него новый оклик. – Там край мира!
Те, кого Силадан отправил охотиться на парня, уже были так близко, что с ними можно было разговаривать, перекрикиваясь.
Только Нанас не собирался с ними говорить. Они просто хотят заболтать его, отвлечь, нагнать и прикончить. Чтобы больше никому было не повадно ставить под сомнение слова старейшин…
– Мир там заканчивается! – настойчиво кричали с нарт, которые летели по насту всего в нескольких десятках шагов позади.
Невольно, словно ища защиты, Нанас перевел взгляд на Сейда, своего единственного друга. Пес бежал справа от оленей, вплотную к спарке, будто и сам был впряжен в нарты. Впрочем, в предутренней тьме, едва разбавленной намечавшимся рассветом, он и выглядел почти как олень: стремительный, поджарый, со светлой буровато-серой шерстью; разве что был меньше оленя вдвое, зато куда крупнее самой большой в сыйте[2] собаки.
Конечно, Нанас ни за что не стал бы перечить могущественным старейшинам и самому Силадану, если бы те не покусились на его верного пса, на единственную близкую парню душу. С тех пор как мать Нанаса умерла, Сейд стал для него роднее любого человека. Пес, даром что урод, был невероятно умен, и парню казалось даже иногда, что тот буквально слышит его мысли.
Силадан с самого начала отнесся к псу с подозрением. Требовал от Нанаса вышвырнуть «мерзкого кутенка» вон, утопить его в озере, называл «порождением злых духов». А уж кому разбираться в злых духах, как не самому нойду[3]!
А Нанас знал: его щенок, хоть и урод, не злой вовсе. Кто знает, отчего нойд невзлюбил пса, но дело тут было не в духах. Сейда парень прятал долго, как мог, и старался держать подальше от глаз Силадана. Но недавно не уберег все-таки, и пес, заигравшись, выкатился кубарем прямо под ноги нойду. Тот встретился с Сейдом взглядом, и его от отвращения аж передернуло. Через полчаса двое лучших охотников сыйта ворвались к Напасу, стреножили его любимого пса и уволокли вон. Сказали, нойд приказал прикончить «одержимую злыми духами тварь».
Нанас бросился за ними, но тут же получил такой удар, что дальше смог только ползти. Он и полз, оставляя за собой багряные капли на утоптанном снегу, потом поднялся на ноги и снова побежал…
Силадан велел продержать Сейда в сарае до завтра, а наутро созвать всех жителей сыйта и при них собаку сжечь, потому что иначе духи никак из нее не выйдут. Значит, у парня и у его пса была еще одна ночь. Мешкать было нельзя…
– Не уйдешь все равно! Стой! – кричали с нарт сзади.
В полушаге от головы с глухим звуком рассек воздух дротик и вонзился в ствол корявой ели. Нанас пригнулся и ударил оленя хореем по холке. Тут вмешался Сейд – догадавшись, что хочет его хозяин, он грозно рыкнул на оленей и куснул ближнего в меховой бок. Олени сразу прибавили ходу.
…Плененного пса нойд приказал привязать у себя на дворе, и тот так и остался лежать, стреноженный, избитый, несчастный, в окровавленном снегу. Пока солнце не село, Нанас подобраться к веже[4] Силадана не решался. Но как только сгустилась тьма, он прокрался туда, чтобы освободить Сейда – или самому быть убитым вместе с ним.
И так получилось, что как раз тогда он и подслушал случайно, о чем говорил Силадан со старейшиной Ароданом. А уж подслушав такое, право на жизнь он потерял точно…
Нарты преследователей – одни, другие, третьи – все же нагоняли его. Собачьего укуса оленям хватило ненадолго, потом они снова стали выдыхаться. Олени были слабоваты, не то что у его преследователей. Но ничего, каких украл, таких украл, спасибо и на том, что досюда его довезли и что на несколько часов продлили жизнь.
Среди преследователей не было ни старейшин, ни нойда Силадана. К чему? Они просто отправили за беглецом убийц, снарядили лучших молодых охотников. Те притащат тела парня и его пса назад привязанными к нартам за ноги. И никому не повадно будет после этого сомневаться в словах могущественного нойда.
Все будут знать, что мира за пределами, очерченными Силаданом, нет.
А может, он там и вправду заканчивается, а начинается, как и говорил Нойд, морок… Но уж лучше туда, в морок, к духам, чем назад в сыйт – неважно, мертвым или живым. Хотя мертвым-то, пожалуй, получше…
– Отдай хоть псину свою! – заорали ему сзади. – Тебя нойд разрешил бросить, сам загнешься! А пса велел дохлым вернуть!
Нанас кинул взгляд на мчащегося подле оленей Сейда. За что старейшина может так ненавидеть несчастную собаку? Ну, урод, ну, не такой как все, но…
