Трое всадников с заводными лошадьми осторожно пробирались вдоль речной поймы, стараясь держаться в тени то и дело выплескивавшегося из-за откоса пойменного леса. Время от времени то один, то другой, приподнимаясь на стременах, вглядывался в степь, млеющую под полуденным солнцем. Хоть и ехали, стараясь держаться в тени, а кольчуги и шлемы основательно нагрелись под солнцем. Ввиду разбойного похода, доспехи были зачернены смоляной копотью. Да еще подкольчужные рубахи добавляли жару. Струйки пота текли под бармицами, затекали за воротники подкольчужных рубах, так и казалось, что рубахи тяжелеют на глазах.
— Слышь, Шарап, — откинув личину, заговорил молодой, безусый парень, — третий день идем, и никого окрест. Оторвались, поди, от погони-то… Может, снимем кольчуги? Мочи ж нет!
— Терпи, Серик, — благодушно проворчал Шарап. — А то в другой раз не возьмем в набег.
Из-под личины Шарапа ниспадала внушительная борода, и сам он был, рослый матерый мужичина, плотно сидящий на рослом, широкоспинном коне. Черный, круглый щит покойно висел на опущенной вниз руке.
Третий всадник, тоже не первой молодости, проговорил:
— Ты молодой, Серик, только купчика видел, а половецкий воин, это тебе не смерд с дубиной. Пройдем заставы, тогда и снимем кольчуги…
Серик весело вскричал:
— Ты, Звяга, все талдычил, что переправиться нужно на левый берег… А для чего? Чуть добычу не потопили…
— А для того, что Киев на правом берегу стоит. Вот погоня и подумала, будто мы правым пойдем, — и Звяга ласково похлопал ладонью в кольчужной рукавице по объемистому тюку, притороченному сзади к седлу, а потом, продолжив взгляд, любовно огладил им еще более объемный тюк на спине заводной лошади. — Такая удача редко бывает. Купчики всегда с хорошей охраной ходят. А этот какой-то дурной оказался, или прижимистый; надо же, на весь обоз четыре стража… Да и те какие-то квелые…
Серик вздохнул тяжко, придерживая левой рукой копье, упертое в стремя, в который раз поправил колчан за левым плечом, тронул огромный, из турьего рога, лук в кожаном саадаке, притороченном к седлу слева.
После того, как три лета назад, отец Серика не вернулся из очередного набега на половцев, Серик вбил себе в голову, что он теперь должен заменить отца в компании Шарапа и Звяги. Те хоть и потеряли дружка, но исправно, каждую весну, отправлялись в поля половецкие, а к середине лета, или осенью, привозили богатую добычу. Серик теперь, вместо того, чтобы помогать брату в кузнице, целыми днями стрелял из лука за городской стеной, служа бесплатным развлечением для стражей. На второе лето они смеяться перестали, да и шутки отпускать тоже, когда увидели, как Серик с пятисот шагов навесом высадил весь колчан в ивовую плетенку размером меньше лохани. А нынешнюю зиму, всю, напролет, уговаривал Шарапа и Звягу, взять с собой. Те, — вот хитрецы! — не говорили ни да, ни нет; каждый вопрошал: — "А как Звяга?" Или — "А как Шарап?" — и гоняли его пол зимы от двора ко двору, пока он, еле-еле, не свел их вместе. Тогда они потребовали, чтобы он по очереди победил их в поединках на тупых мечах. И вот тут они просчитались! Серик каждый день сражался с братом — пробовали мечи, которые старший брат ковал на заказ княжеским дружинникам, да и, бывало дело, уже и кое-кто из бояр заказывал себе меч. Много секретов передал внуку дед, обиженный тем, что старший сын предпочитает разбой, прибыльной работе в кузне. Серик обезоружил обоих, хоть и были они знатные бойцы, чем привел их в несказанное изумление.
Ярило готов был улечься спать за дальними пологими возвышенностями, когда Шарап, негласный атаман их невеликой шайки, сказал:
— Кони притомились. Если так дальше будем гнать, придется добычу на себе тащить… Верст тридцать сегодня прошли, да вчера столько же… — он вгляделся в темнеющую стену леса, пробормотал: — Кажись здесь… — и чуть тронув коня шпорой, направил мимо могучего тополя, будто поединщик, вышедшего далеко из общего строя. Бросил через плечо: — Ты, Серик, пока не стемнело, на тополе посиди, аки Соловей-разбойник. Только, если кого заметишь, не свисти, а прямо в лес беги. Там прогалина с хорошей травой, как раз коням попастись ночь… А твоих коней мы обиходим…
Серик пристроил свое длинное и тяжелое копье на седло, на луку повесил щит, саадак с луком перевесил себе за спину и, встав на седле, ухватился руками за толстый сук. Он лез и лез, пока не долез до тонких суков. После чего перехлестнул ремень от саадака через ствол и удобно расположился, как дома на лавке. Вид открывался замечательный! Сюда еще не добрались русские смерды, а половцы, дальше своих городов на берегу моря и не селились. Тут проходили только в набегах на Русь. Изредка тут кочевали мирные и незлобивые скотоводы. Взять с них было нечего, разве что шкуры и лошадей. Но лошади их были низкорослы, и не то что половецкого воина в полном доспехе носить не могли, но и русского воина тоже, хотя русский доспех полегче половецкого. Каждую осень они приходили торговать к половецким городам. Хоть и бедны были, но тоже статья дохода. Продавали шкуры, шерсть, а покупали оружие, кто побогаче, да просо.
