Лесовоз «Кассиопею» навалило на английский сухогруз «Корнуолл» в акватории порта Саутгемптон. Если сказать, что сухогруз «Корнуолл» навалило на советский лесовоз «Кассиопею», — истина не пострадает. Обстоятельства происшествия, изложенные в «морском протесте» капитана лесовоза, своевременно оформленном советским консулом, соответствовали положениям Брюссельской конвенции «по унификации некоторых правил относительно столкновения судов» и не противоречили двести пятьдесят третьей статье Кодекса торгового мореплавания СССР. Пункты конвенции 1910 года и статья КТМ трактовали подобную аварию как случайную, возникшую под воздействием непреодолимых сил, к каковым относится чрезвычайно густой туман, помешавший маневру «Корнуолла» и «Кассиопеи». Тем не менее владельцы сухогруза подали иск в Арбитраж при Лондонском комитете Ллойда, инкриминировав капитану «Кассиопеи» нарушение правил порта Саутгемптон.
Мне пришлось вылететь в Англию экспертом советской стороны, ибо сущность «морского протеста» в разных странах трактуется по-своему. В Англии как юридический документ он принимается только с согласия противной стороны. Экспертная комиссия рассмотрела обстоятельства дела на месте, в Саутгемптоне, и отклонила притязание владельцев «Корнуолла».
Итак, все кончено. Никаких выплат, никаких компенсаций: форс-мажор — это форс-мажор и, следовательно, «убытки несет тот, кто их потерпел». Бумаги подписаны, билет на аэрофлотовский самолет уже заказан, а вылет — завтра вечером из аэропорта Хитроу. Торопиться некуда. Можно отдохнуть, побродить по городу. Как ни спеши, но дома окажешься ни раньше ни позже положенного часа. Добираться до Лондона лучше всего утром. Шоссе, конечно, выше всяких похвал, погода, по здешним меркам, отменная, но, увы, возраст уже не тот, чтобы садиться в автобус с накопленной за день усталостью: когда человеку под семьдесят, эти годы — семь смычек на грунте при слабосильном брашпиле. Надорвешься, пока дотащишь якорь до клюза.
Да, возраст обязывает ко многому. В том числе и к таким, как эта, пешим прогулкам... В городском парке сел на скамейку у памятника геройским механикам «Титаника», развернул «Саутгемптонское эхо» и прочел в газете «об очередной хитрости русских, выигравших процесс у наших моряков». Арбитраж Ллойда не упоминался.
Когда-то местное «Эхо» писало о русском паруснике, ошвартовавшемся в Иннер-доке. Наверное, поэтому меня потянуло в. порт...
Вот она — жизнь моряка! Куда ни кинь судьба, везде — клин, всюду, в том или ином обличье, достает прошлое. Здесь, к счастью, оно имело симпатичную молодую мордаху, ведь именно сюда привел я когда-то учебное парусное судно: баркентина, волею судеб, тоже именовалась «Кассиопеей».
В ту пору мне было сорок четыре. Многовато, хотя зрелые годы воспринимаются нами куда спокойнее, чем «безоблачная» юность, которую разом, с маху обрубила война. Четыре военных года превратили нас в бывалых вояк с опытом.
О том и думал, когда неторопливо шел причалами до набережной Ки, минуя длинную цепочку — лабиринт! — доков и пакгаузов. В прежние времена здесь швартовались знаменитые «королевы» Атлантики: «Куин Мери» и «Куин Элизабет». Отшумела их былая слава...
А вон там, в самом дальнем углу Иннер-дока, стояла когда-то крохотная деревянная «Кассиопея». Зеленая вода, как и тогда, лизала замшелые сваи, лебеди, как и в ту пору, словно маленькие фрегаты, медленно пересекали док, и так же качались на легкой волне желтые лимонные корки.
...Нельзя слишком пристально вглядываться в прошлое — недолго и споткнуться. Вот и я зацепился за швартов, но чья-то рука вовремя удержала, несильно сжав локоть.
— Простите, сэр, но, судя по форме, вы — русский моряк?