Вторую половину прошлого столетия часто называют в философском плане — эпохой материализма; и в самом деле, бытовали взгляды, что все, что существует, есть некий материальный процесс. Подобно же и критики нравов той поры жалуются на массовые проявления этического материализма и на упадок идеализма.
Человек со стороны (например, Человек с Луны), читая слово «материализм», мог бы подумать, что люди той эпохи как-то особенно любили Материю, почитали ее и получали от нее радость или, по крайней мере, управляли ею с необычайной ловкостью и мастерством. Самое удивительное в этом деле то, что все было как раз наоборот. Материальные памятники той поры ни о чем не говорят столь отчетливо, как о полном отсутствии какого-либо уважения к материи. Никто отродясь не окружал себя более убогими материями, нежели люди из этой самой эпохи материализма; никогда столь небрежно и с таким равнодушием не обращались с материалом те, кто что-то из него делал. Эпоха материализма — это эпоха, открывшая подделку материалов; это характеризует ее отношение к материи куда глубже, чем все ее материалистические философии.
Окруженный товарным ширпотребом из эрзац-материалов, живя среди гипсовых и бумажных имитаций, плюшей, печатной резьбы и подделок всех видов, этот чудовищный материалист осмеливался весь мир конструировать в терминах материи. Но материя, из которой он строил Вселенную, была тоже товарной, эрзацной, искусственной и мертвой, как папье-маше, как гипс, как плохой столярный клей, как чугун; это была имитация материи — плохо сработанная, дешевая и очень уродливая; соответственно этому выглядела и Вселенная.
Что касается меня, то я тоже в некотором роде матерьялист; я бы не возражал против утверждения, что Вселенная, скажем, срублена из дерева — но срублена добротно и на совесть, с печатью творческого горения Вселенского плотника, из дерева гладкого и неподдельного. Но поскольку она устроена куда сложней и таинственней, я изумляюсь ей тем больше; и, читая сейчас о том, как она слагается из альфа- и бета-частиц, я прихожу в трепет при мысли — до чего же это прекрасная, безукоризненная по мастерству и благородству работа. И я становлюсь пылким адептом материи; я хотел бы, чтобы мы все научились функционировать так же совершенно и безупречно, как атом; истинно говорю вам, в едином атоме вещества больше порядка и красоты, нежели в шитой золотом диванной подушке.
Итак, я полагаю, что с точки зрения ремесла материя — это цель, а никак не сырой материал. И из дерева следует изготавливать не великолепную резьбу — а великолепное дерево. И медь должна быть для нас не жалкой статуэткой, но прекрасной медью. И бумага имеет ценность, когда она в полной мере и с полной отдачей выполняет свою роль бумаги, а не, допустим, бумажной веревки. Все материи прекрасны, когда они чисто и звонко играют предназначенную им природой партию.
Шкаф должен быть в первую очередь шкафом; но если ему хочется иметь еще какой-то зовущий ввысь идеал, то пусть он будет лучше прекрасным деревом, нежели прекрасным архитектурным сооружением. Быть деревом — высокая и драгоценная миссия, ибо это означает быть гладким, теплым по цвету, приятным на ощупь, прорезанным вдоль и поперек разными прожилками, украшать комнату и почти что обладать даром речи, причем половину слов поставляет природа, а вторую — человеческий труд. Мебель, ничего не говорящая ни о природе, ни о столяре, — плохая мебель. Быть деревом, далее, означает сохранять свою смиренность и простоту, не высовывать чересчур свои острые углы, служить верой-правдой и не гоняться за тем, что выставляется напоказ, и прочими украшениями; ибо все это, с древесной точки зрения, неуместно. Дерево от природы тяготеет к внутренним достоинствам: лишь дурной человек может заставить его вести себя нескромно и фальшиво.
Есть материалы простые и удивительно красивые, как лоза и солома, медь, лыко, обожженная и необожженная глина, но дутая импозантность полустолетия безвкусицы лишила нас радости пользоваться ими бесхитростно и прекрасно. Попробуйте раздобыть медный подсвечник, глиняный глечик, обливной горшок для цветов или грубую рогожку — не думаю, чтобы вы очень в этом преуспели. Если вы ищете обыкновенную дубовую доску, то вам она, пожалуй, обойдется дороже, чем доска под мрамор: и просто потому, что она стала раритетом в этом мире эрзацев и фальшивок. Я удивляюсь, как это до сих пор не изобрели искусственное дерево из старой газетной бумаги, искусственный чугун из зольных отходов, искусственный воздух — из дыма? Кажется, будто вся техника брошена у нас на фабрикацию фальшивых материй, вместо того чтобы облагораживать материалы естественные.
Убожество материала и качества труда прикрывается обычно разного рода отделками. Если на вашей суповой тарелке тиснут вид на Градчаны или веночек из роз, знайте, что это очень плохой фарфор и было бы честнее есть свой суп из глиняной миски. Если вам предлагают приобрести «спальный гарнитур великолепной резьбы», будьте уверены, что это брак. Чем неустойчивее валюта, тем роскошней банкноты — то же самое и с товарами: чем больше украшений, тем меньше их подлинная ценность. «Богатая резная рама» — вовсе не резная, а печатная или лепная из гипса; настоящая резная рама, как правило, очень проста.
