— Са-а-рынь на-а-а ки-ич-ку-у-у!
— Са-а-рынь на-а-а ки-ич-ку-у-у! — зычно и протяжно повторило отклик отдаленным раскатом гулкое лесное эхо…
Лошади вздрогнули, рванули и неожиданно стали как вкопанные. Стала с ними и тяжелая, громоздкая дорожная каптана [колымага]. Из окна ее выглянуло старое морщинистое лицо, и взволнованный голос тревожно спросил, обращаясь к вознице:
— Слыхал, Егорушка, кричат будто?
— Слыхал, Игнатий Терентьич… И кто кричит смекаю. «Он» таперича на разные голоса аукаться станет, — отозвался с козел ражий парень в посконной сермяге.
— Лесной хозяин [леший], мыслишь? С нами крестная сила, не к ночи будь сказано, — и, торопливо осенив себя крестным знамением, старик скрылся в каптане.
— Са-а-рынь на-а ки-ич-ку-у-у! — где-то близко, совсем близко, пронеслось по лесу.
Тихо ахнул Игнатий Терентьич.
Снова высунулось из окна каптаны встревоженное лицо.
— Егорушка, не «сам» это. По голосу слыхать: человечьими голосами кричит-то, — дрогнув, пролепетали побелевшие от страха губы.
— «Он»-то по всякому кричать может: по-песьи и по-людски, — снова отозвался с козел возница, — а только и впрямь людские крики как будто, — заключил он, насторожившись и чутко прислушавшись с минуту.
— Станишники никак? [члены удалой казацкой вольницы, жившие грабежами] Господи, помилуй! — почти простонал старик.
— Станишники и то, слышь, расшкались.
— Ахти, беда! — зашептал упавшим голосом Терентьич. — Гони што есть духу коней, миляга! — обратился он к вознице. — Вызволяй из беды князеньку нашего! Не приведи Господи попасться в лапы живодерам! Хуже разбойников ночные тати [воры]. Ой, гони лошадок, Егорушка, спасай боярское дите… Покойный князь батюшка увидает с того света твое усердие и его молитвами воздаст тебе сторицей Господь…
Гикнул, свистнул, молодецки гаркнул на коней возница, ударил хлесткой нагайкой по всей запряжке, и сытая, удалая четверка взялась с места на всем скаку, волоча за собою скрипучую, громыхающую каптану.
Это был просторный возок, вышиною в человеческий рост, обитый сукнами и крытый коврами поверх перин и подушек, грудой наваленных на скамьях. В углах каптаны стояли лари со всякою дорожною снедью, бочонки с медом и ендовы с квасом, заготовленные на долгое время пути. Тут же были нагромождены укладистые сундуки со всевозможным богатством в виде мехов, штук сукна и парчи, боярских одежд, утвари и драгоценных камней, составляющих главное богатство именитых людей старого времени. Два тяжелых ларца с казною были упрятаны под пуховую перину под самый низ сиденья.
На перине, крытой кизыльбацким [персидским] ковром, спал юноша, вернее мальчик лет четырнадцати на вид. Серебряный месяц, заглядывая в слюдовое оконце, освещал спящего. Тонкий и стройный, в дорожном терлике [род кафтана], расшитом по борту золотой тесьмой, охваченный чеканной опояской поперек стана, со спущенным с одного плеча опашнем [верхняя одежда], он был очень хорош собою.
