Джеймс Боллард
Похищенный Леонардо
Исчезновение, а если попросту, то кража «Распятия» Леонардо да Винчи из Лувра, обнаруженная утром 19 апреля 1965 года, стала причиной беспрецедентного скандала; Десяток крупнейших ограблений музеев – скажем, похищение «Герцога Веллингтона» Гойи из Национальной галереи в Лондоне, нескольких картин импрессионистов из частных коллекции во Франции и Штатах – казалось, должны были, приучить публику более спокойно относиться к очередным потерям шедевров. На деле же событие было воспринято миром как неслыханное оскорбление. Тысячи телеграмм со всей планеты ежедневно сыпались на Кэ д'Орсей, в Лувр, французские консульства в Боготе и Гватемале. Привыкшие отбивать атаки пресс-аташе от Буэнос-Айреса до Бангкока пребывали на этот раз в полнейшей панике.
Сам я оказался в Париже через двадцать четыре, часа после того, как «Великий скандал с Леонардо» замелькал на страницах газет. Публика кипела от возмущения, поносила полицию и взывала к властям.
Официальный Париж, судя по всему, находился в шоке. Злополучный директор Лувра был вызван с конференции ЮНЕСКО в Бразилии и держал ответ перед президентом в Елисейском дворце. Второе Бюро объявило тревогу, и, по меньшей мере, три министра без портфеля были извещены, что их политическое будущее весьма сомнительно, если шедевр не будет найден в самое ближайшее время. Как заявил Президент на пресс-конференции накануне в полдень, кража Леонардо – вызов не только Франции, но всему цивилизованному миру, и в страстном обращении призвал правительства всех стран содействовать поискам.
Мои собственные ощущения, несмотря, на профессиональный интерес (я был и остаюсь директором Нортсби, всемирно известного аукциона на Бонд-стрит), в общем-то совпадали с чувствами широкой публики. Когда такси миновало сады Тюильри, я посмотрел на грубые черно-белые иллюстрации в газетах лучезарного шедевра да Винчи. Я отчетливо вспомнил великолепную колоратуру картины, бесподобную композицию, гениальную трактовку светотени, непревзойденную технику, знаменовавшую наступление Высокого Возрождения.
Несмотря на ежегодные два миллиона репродукций картины (это не считая бесчисленных стилизаций и имитаций), она пронесла сквозь века свое неповторимое очарование и художественное совершенство. Созданная да Винчи спустя два года после «Богородицы и святой Анны», также хранящейся в Лувре, она, оказалась не только одной из немногих картин Леонардо, сохранившей первозданность, несмотря на усилия энергичных реставраторов, но была единственным полотном мастера (если не считать постепенно исчезающую и ныне едва видимую «Тайную Вечерю») с многофигурной композицией и подробным содержательным пейзажем.
Может быть, именно многофигурная композиция вызывала едва ли не гипнотическое состояние у искушенного зрителя. Загадочное, почти двусмысленное выражение лица умирающего Христа, полуприкрытые завораживающие глаза Мадонны и загадочный взгляд Магдалины – эти характерные признаки кисти Леонардо были более чем просто художественным приемом. На фоне большого скопления фигур, которые как бы восходили в отдаленное небо, эти лица превращали всю сцену распятия в апокалиптическое видение Воскрешения из мертвых и Страшного Суда над человечеством. Из этого полотна возникли впоследствии грандиозные фрески Микеланджело и Рафаэля в Сикстинской Капелле, лучшие полотна Тинторетто и Веронезе. И дерзкое ограбление воспринималось трагическим комментарием к истории взлетов и падений человеческого духа, зафиксированных величайшими памятниками культуры.
Но все же, – раздумывал я, когда мы прибыли в дирекцию галереи Норманд на площади Мадлен, – как можно украсть подобную вещь? Во-первых, размеры – 15 на 18 футов; во-вторых, вес – картина была перенесена с холста на дубовую панель. Такое ограбление не под силу психопату-одиночке, а профессионалы никогда не пойдут на кражу картины, зная, что продать ее не удастся – кто рискнет приобрести всемирно известный шедевр, да еще после такой обостренной реакции публики.
Первым делом я высказал свои сомнения Жоржу де Сталь, директору галереи Норманд, с которым встретился во время своего визита. Я приехал в Париж на совещание торговцев картинами и директоров галерей-многие из них тоже пострадали от грабителей. Всякий раз, когда бросают камень в мутную воду торговли предметами искусства, люди вроде меня или Жоржа де Сталь немедленно занимают свои места на берегу, пристально следя за рябью или пузырями. Без сомнения, кража Леонардо откроет намного больше, чем разоблачение какого-нибудь взломщика. Все темные, рыбины рванутся под коряги, засуетятся директора и попечители музеев, а там, глядишь, кое-что выплывет на свет…
Такого рода мстительные чувства явно вдохновляли Жоржа, когда он легкой походкой обогнул письменный стол, приветствуя меня. Его синий шелковый летний костюм, опережающий моду сезона, сверкал под стать мягкому блеску гладких волос, живое, изменчивое лицо расплылось в лукавой обаятельной улыбке.
– Мой дорогой Чарлз, смею тебя заверить – эта проклятая картина действительно исчезла! – Жорж выпустил три дюйма своих элегантных голубых манжет. – Пуфф! На этот раз, в виде исключения, все говорят правду. Но самое любопытное: это был подлинник!
