Было слышно, как в кране ворчит вода, уютно пофыркивал чайник, а на сковородке шипели румяные, большие куски мяса. Звякнула микроволновка.
А потом раздался стук входной двери, и в дом ворвался свежий ветер.
— Мам! Пап! Смотрите, чему я Рика научил!
Оба возбужденно подпрыгивали в прихожей — лохматый пес неизвестной породы и мальчуган лет двенадцати.
— Ну, гляньте! — нетерпеливо притопнул он ногой.
— Иди завтракать, в школу опоздаешь, — крикнула сыну Даша, не оборачиваясь от плиты.
Андрей пошире раскрыл дверь в кухню.
— Иди сюда, покажите, — позвал он.
— Остынет все! — взметнулся сердитый женский крик.
Дашка резко повернулась к мужу.
Мгновение супруги смотрели друг на друга в упор. В глазах Андрея был мягкий упрек и усталость. Взгляд Даши был полон злобы.
Спустя минуту за столом раздавалось только постукивание вилок и обиженное сопение мальчика. И вот еще — вода по-прежнему ворчала в кране.
В полдень возле его офиса на Смоленке остановилась замызганная «копейка». Вышли двое. Тот, что помоложе, бойко подскочил к входу и замер, придерживая дверь. Его пожилой спутник достал из портфеля какие-то бумаги, тщательно спрятал их во внутренний карман пиджака, отдал портфель водителю и только тогда, удовлетворенно оттирая пот со лба, двинулся к зданию.
Андрею захотелось плюнуть сверху на его безупречную лысину.
Нет, не достать.
Это они его сейчас достанут.
Или — показалось? Может, просто клиенты. Один — молодой да бойкий, холуй при барине, гора мышц, втиснутая в безликий черный костюм. Вот запарился, должно быть… Ну, и собственно барин, тот что совершенно и окончательно лыс — степенный и важный. Приехали по делу, переговоры, то-сё. Леночка им какава подаст, Славик лапшу на уши будет вешать, а он — Андрей — просто поприсутствует, посмеется над своими нелепыми подозрениями. Мысленно. Просто обхохочется. И эта злость, и эта растерянность, и эта — черт ее дери! — тоска, — взявшись за руки, убегут от беззаботного его хохота.
— Ну, конечно, это клиенты, — сказал Андрей вслух.
Кажется, подобная чушь называется аутотренингом. Только вот не ездят его клиенты на «копейках», не поддерживают отечественного, блин, производителя. Деталька незначительная, и все же… Слишком уж гармонично вписывается в общую картинку.
Андрей выбросил окурок в форточку и отошел от окна. Включил зачем-то компьютер, пощелкал мышкой. Плюхнулся в кресло со всего размаху и покрутился до тошноты.
Ждать он никогда не умел.
Он умел зарабатывать деньги. Умел подтянуться на одной руке двадцать с половиной раз. Умел брякнуть что-нибудь совершенно не к месту. Умел не замечать времени и удивляться, что настольный календарь внезапно похудел. Умел прикипать к людям — раз и навсегда.
Но ждать Андрей Борисович Комолов не умел, и потому стук в дверь застал его врасплох. Андрей резко остановил все еще вращающееся кресло и, едва не выпав из него, пробасил:
— Входи!
В дверь просунулась гладкая голова Леночки. Андрей подозревал, что волосы у его секретарши навеки погибли под тоннами геля.
Голос ее был под стать прическе — ровный да гладкий.
— Андрей Борисович, к вам посетители.
Хоть бы раз назвала она его просто Борисычем! Ей-богу, стало бы легче! Нельзя, чтобы собственная секретарша так раздражала…
— Ну, пускай, посещают, — он махнул рукой, — ни с кем меня пока не соединяй, лады?
«Лады», — улыбнулась бы любая нормальная девка на ее месте. А эта в ответ:
— Хорошо, Андрей Борисович.
Так и не вошла.
«Уволю!» — решил он, не желая думать о том, что причина его раздражения вовсе не Леночкин безупречный слог и ее прилизанные волосы.
Лысый вошел первым, улыбаясь Андрею.
— Кузьмичев, — представился он, — Павел Карпович.
«Карпович, а улыбка-то акулья», — мелькнуло в голове у Андрея.
Второй представляться не стал, замер у двери.
— Давно мечтал с вами познакомиться, Андрей Борисович, — осклабился Кузьмичев.
— Очень рад, что ваша мечта сбылась, — пробурчал Андрей, уже четко понимая, что надежды никакой не осталось.
Предчувствия его оправдались, нюх его не подвел, сам себя Андрей Комолов загнал в угол. Сам виноват.
— Ну, ну, не надо дерзить, молодой человек, — засмеялся Лысый, не стараясь даже приглушить злобу во взгляде, — можно все уладить и без этих петушиных наскоков.
Не дождавшись приглашения, Кузьмичев опустился на диван и не спросясь закурил сигарету.
Между прочим, любимый диван Андрея. Он его первым делом купил, когда в этот офис въехал. Такой домашний, уютный диванчик. Не кожаный, новомодный, а обыкновенный, обтянутый веселенькой тканью в горошек. И плевать, что выбивался из спартанского стиля кабинета. Некогда было Андрею о стиле думать. Когда голова отказывалась уже работать, такой диванчик был весьма кстати. Подлокотники мягкие, широкие — никакой подушки не надо, — ляжешь, ноги вытянешь, послушаешь секунду-другую, как радостно скрипят пружины, словно псина, дождавшаяся хозяина, — и баиньки. Сладко, ох сладко спалось Андрею на этом диванчике. А что с Дашкой они на этом диване вытворяли! И пружины уже не скрипели, — постанывали, подлаживаясь под их тела. Когда это было? И куда все делось? Накрылось медным тазом, а сверху еще и лысый боров этот сел. Припечатал.
