С автором этой книги и его товарищами мне довелось встретиться в 1972 г. в Антарктиде. Наше знакомство состоялось на шельфовом леднике Эймери — ледяной плите, выступающей в море Содружества наподобие гигантского обрубленного языка. Незадолго до этого от ледника откололся огромных размеров айсберг. Вот на таком неустойчивом леднике, что, впрочем, в Антарктиде не редкость, я впервые наблюдал работу исследователей прибрежных вод ледяного континента.
Во второй половине февраля наш отряд возвратился из полевого лагеря в горах Принс-Чарльз, где мы прожили больше месяца, на основную базу геологов Советской антарктической экспедиции. Сюда, к краю ледника Эймери, дней через десять за нами должно было прийти судно.
Я шел от самолета к палаткам, почти не ощущая тяжести рюкзака, заполненного образцами горных пород, и удивлялся происшедшим на базе переменам. Палатки и домики заснежены. Заснежена и единственная находящаяся вблизи базы скалистая сопка. День был солнечный. К сожалению, мои последние очки были раздавлены в самолете, и я щурился от нестерпимо яркого света, льющегося, казалось, отовсюду.
Антарктическое лето закончилось. «Минус восемнадцать, — сказали летчики. — После вчерашней пурги похолодало». Мокрой снежной каши, в которой мы утопали месяц назад, и в помине не было.
Сторонясь оголтело мчащегося навстречу вездехода, я оступился в скрытую от глаз заснеженную колею, рюкзак потянул меня назад, и я уселся прямо на снег. Мимо, не сбавляя скорости, профыркал вездеход. За ним на прицепе скользила плоская металлическая волокуша. На ней на брезенте полулежал человек в гидрокостюме в обнимку с двумя аквалангами.
Лицо человека на волокуше — он был без маски, — стянутое со всех сторон темной резиной, казалось бледным. Во рту у него торчала сигарета. Волокуша проскользила всего в двух метрах от меня, и аквалангист, взглянув на нелепо сидящего на снегу человека, пыхнул сигаретой.
Так я встретился с Евгением Грузовым, руководителем группы биологов-аквалангистов Шестнадцатой советской антарктической экспедиции.
Вечером я уже сидел в палатке подводников, и мы беседовали, с интересом разглядывая друг друга. В Антарктиде после долгого пребывания в однообразной обстановке испытываешь своего рода жадность к новым встречам. Со старыми товарищами уже настолько все переговорено, что наперед знаешь, кто что скажет.
Грузов без гидрокостюма выглядел по-иному: среднего роста, щуплый (совсем не таким представлял я себе антарктического подводника). Здесь же находился и более крепкий на вид товарищ Жени — Сергей Рыбаков.
Оба они расспрашивали меня об озерах в горах Антарктиды, им хотелось успеть побывать и там, посмотреть, есть ли жизнь на дне пресных водоемов. Хотя позади был год зимовки в Мирном, у них была масса новых планов.
Я знал, что Грузов — один из пионеров подводного плавания в Антарктике. В 1966 г. он, Михаил Пропп и Александр Пушкин впервые стали проводить биологические исследования у берегов ледяного континента.
— Вначале нам приходилось по многу раз доказывать, что акваланг, имеющий неоценимое значение для изучения подводного мира, можно применять и подо льдом у берегов Антарктиды, — рассказывал Грузов, — теперь все идет великолепно. В Мирном мы вшестером жили на острове в трех километрах от станции. Можно сказать, своя зимовка. Два сборных домика, соединенных крытым переходом. Ездили в Мирный в основном только в баню. Зимой на вездеходе по припаю, а летом на моторной лодке. Перезимовали хорошо. Работали под водой ежедневно. Нам ведь нужно было проследить годовой цикл жизнедеятельности подводных организмов, изменения от сезона к сезону. Каждый из водолазов сделал более 300 погружений.
— А не холодно ли вам там, в воде? — не удерживаюсь я и задаю этот тривиальный вопрос.
— Сейчас я уже не мерзну, — улыбается Женя. — Под резиной у меня несколько свитеров. Но больше часа мы в воде стараемся не задерживаться. Раньше в Баренцевом море приходилось работать при плюс 6°; это всего на восемь градусов выше. Здесь почти постоянно минус 1,8°.
— А растительность под водой действительно пышная?
— Да, — подтверждает Женя, — насколько на поверхности пустынно, кое-где лишь мох или лишайник, настолько под водой богато и красочно. Контраст удивительный! Там, внизу настоящий природный музей: красные кораллы, ярко-желтые губки, пурпурные морские ежи, фиолетовые морские звезды, черви в метр длиной и даже гигантские морские пауки — 15 сантиметров в диаметре. И все живое располагается под водой не хаотично, а по своим глубинным этажам. На первых 15–20 метрах жизнь сравнительно бедна. А глубже — настоящие джунгли. Теперь уже смело можно сказать, что подводная антарктическая флора и фауна — уникальное природное явление.