ПЕРЕД КОНЦОМ ПОЛЯРНОЙ НОЧИ
Летом 1937 года из Владивостока в бухту Амбарчик пришел пароход, на котором прибыла паша арктическая экспедиция. Геоботанический отряд экспедиции сразу же двинулся на юг, в тундро-лесные дали «Колымской землицы», где занялся изучением растительного покрова долины реки Омолона и прилегающих к ней водораздельных пространств.
К концу осени растительность этой обширной долины, ранее ботанически не обследованная, была нами описана и закартирована. Заканчивая во мраке полярной ночи смоленский поход, мы накануне нового года добрались до Островного, на берегу Малого Анюя.
Если нам и удалось стереть «белое пятно» на карте растительности Советского Союза и обследовать земли, пригодные для оленеводства и сельскохозяйственного освоения в бассейне Омолона, то в таком же изучении нуждалась теперь и северная окраина района, непосредственно прилегающая к морю. И там нужно было выявить естественные оленьи пастбища, определить их кормовое достоинство и составить геоботаническую карту района.
Весенний поход к морю нам предстояло начать из Пантелеихи. Туда и нужно было отправиться в ближайшие дни.
В первых числах января мы выехали на собаках из Островного. Каюром был мой спутник по смоленскому походу Тихон Щербаков — работник разъездной фактории.
Позади остались ворота Анюйской крепости. Словно возникшая со старинной гравюры, виднелась квадратная, с узкими бойницами башня, напоминавшая усеченную пирамиду.
Когда-то крепость была облесена оградой из лиственничных бревен. Ныне случайно уцелела лишь малая часть ограды — в том месте, где к ней были пристроены две островновские избы. Не сохранились и распашные деревянные створы крепостных ворот на железных кованых петлях с тяжелыми крюками: от них остались лишь следы поржавелых железных скоб.
Сначала крепость была расположена на одном из островов Малого Анюя, и называлась она Островною крепостицею или просто — Островное. Остров находился на несколько километров выше нынешнего селения, но так как это место стало размываться рекой, крепость пришлось построить на возвышенном левобережье; старое название крепости перешло и на возникший здесь населенный пункт.
Островное (по-чукотски — Пальхен) когда-то славилось ярмаркой. Ее подробно описал Ф. Ф. Матюшкин, учившийся в Царскосельском лицее вместе с А. С. Пушкиным, назвавшим своего товарища «человеком с блуждающей судьбой». Матюшкин участвовал в путешествии Ф. Врангеля по северным берегам Сибири и посетил крепость. В ней в то время находилось около тридцати домов и яранг, раскинутых в беспорядке. Посередине размещались казармы и дом для начальства с канцелярией.
После чукотского праздника «оленьих рогов» на островновскую ярмарку съезжалось много пароду, и тогда все дома с их тускло освещенными ледяными окнами, а также яранги превращались в гостиницы. Места не хватало, и большинство прибывших, несмотря на мартовские морозы, размещалось на открытом воздухе у костров под колыхавшимся в темном небе полярным сиянием.
Чукчи, ламуты, юкагиры, чуванцы и иные местные народности приезжали на ярмарку с мехами песцов, черно-бурых лисиц, выдр и других промысловых зверей. Они привозили также выделанные оленьи шкуры, моржовые ремни, тяжелые мамонтовые бивни и много другого добра.
Приезжали на собаках и русские купцы со своими товарами: котлами, топорами, медной, жестяной и деревянной посудой, иглами, огнивом. Выкладывали порох и свинец для дроби, вино казенное, алое сукно и ситец, папушки (пачки) табака, кирпичный чай, бисер…
Простые сердца кочевников легко поддавались на приманку: народ пил «сердитую воду», беспечно веселился и уступал за бесценок привезенное на ярмарку добро. К концу десятидневного торга и угарного веселья многие кочевники уезжали с ярмарки закабаленными должниками.
После людского шума и истошного воя нескольких сотен ездовых собак Островное снова погружалось в дремотное спокойствие и тихую жизнь захолустья.
Мы миновали это достопримечательное место и, несмотря на полярную ночь (почти круглые сутки темно, лишь в полдень часа два длятся сумерки), двинулись к устью Погындена. Впрочем, полярная ночь была уже на исходе.
*
По мере удаления от Островного горы расступались. Из-за горизонта выглянул край луны. Казалось, дальние деревья охвачены пламенем пожара. Вот, словно огромная раскаленная сковорода, поднялась полная луна, и на ее фоне четко обозначились темные очертания лиственниц с ветвями, отходящими под прямым углом. Теперь движение «сковороды» стало заметным; опа медленно плыла вдоль горизонта, постепенно отрываясь от древесных вершин.
Впереди над укрытыми снегом травами и мелкими кустарниками возвышались прямые стволы «кореянки» (корейской ивы — чозении). Она является первым вестником растительной жизни на галечниках, отмелях и речных островах.
Северную границу распространения чозении к западу от Анадырского хребта обычно проводили через верховья Большого Анюя, Омолона и Колымы. Теперь мы могли внести изменения и границу эту провести от реки Анадыря по-новому, значительно севернее, то есть по низовьям Омолона и правых притоков Малого Ашоя.