На берегу Сезии[1]. — Французы и жители Пьемонта. — Битва с австрийцами. — Вперед, зуавы! — Капрал Франкур. — Беспомощный Обозный, несведущие зуавы. — На захваченной ферме. — Перевернутая колыбель, брошенный младенец. — Убийство! — Солдат возится с пеленками.
Талые снега превратили реку в бушующий пенистый поток. Гроза утихла. На лазурном небосклоне поднималось утреннее майское солнце, освещая далекие вершины итальянских Альп[2].
Два понтонных[3] моста, каждый по пятьсот метров длины, пересекали водное пространство. Солдаты в синих куртках и красных брюках один за другим осторожно вступали на качающиеся платформы и прыжками передвигались к противоположному краю подвижной конструкции. Бесконечная вереница двигалась к левому берегу реки, чтобы образовать там дивизии и полки.
Вдруг раздались взрывы. Противник, до сих пор невидимый, обнаружил себя. Началась тяжелейшая битва с многочисленным и бесстрашным врагом.
Шла священная война за освобождение угнетенного народа[4].
31 мая 1859 года на реке под названием Сезия, протекающей по плодородным землям Ломбардии[5], встретились солдаты трех армий. Французы в союзе с жителями Пьемонта пришли сразиться с австрийцами за освобождение Италии.
Франко-итальянские войска заняли позицию в глубокой низине, где рисовые поля чередовались с оросительными каналами, а в воздухе пахло сыростью и перегноем. Великолепие природы потрясало даже самых равнодушных солдат. В хрустально-чистой воде каналов отражалась яркая синева итальянского неба. Красные черепичные крыши отдельно стоящих ферм проглядывали сквозь листву и довершали очарование пейзажа. Но прелесть этой пасторали[6] таила в себе и опасность. Каналы представляли собой естественные преграды, а поля, зеленеющие виноградники, фруктовые сады, колючие кустарники роз могли служить укрытием противнику. Забаррикадированные же со всех сторон дома стали настоящими крепостями, откуда неприятель вел огонь из пушек.
Австрийцы, численностью превосходящие противника, использовали рельеф местности, чтобы помешать проведению блестяще задуманной операции.
Накануне союзники приняли все меры предосторожности для успешной переправы армии через реку. На левом берегу пьемонтская дивизия заняла город Палестро[7] и оттуда руководила наведением понтонов, а засевший в лощине полк зуавов должен был отразить первую атаку.
Однако солдаты неприятеля, прекрасно знавшие местность, сумели пробраться незамеченными в укрытия за каналами, а оттуда — к реке. Пока сторожевое охранение французских пехотинцев вело беспорядочную стрельбу, главные силы австрийской армии поднялись вверх по течению. Пройдя через обводной канал Самирана, они без единого выстрела захватили мост и проникли на большую ферму Сан-Пьетро, расположенную на плато, откуда Палестро был виден, как на ладони.
Пьемонтская дивизия оказалась отрезанной от своих, отступать было некуда. На понтоны обрушился свинцовый ливень. Солдаты, крича от боли и негодования, падали в бушующий поток.
Командир Сорок третьего линейного полка полковник Дюамель вел коня под уздцы, когда ему снарядом оторвало голову. Началась паника. «Зуавы, черт бы их побрал! — вопили обескураженные солдаты. — Неужели они бросили нас тут подыхать! Давайте! «Шакалы»! Вперед!»
Появление австрийцев в коротких белых мундирах и кожаных киверах[8] было как гром среди ясного неба. Сталь штыков вспыхивала на солнце, ослепляя убегавших. Ненавистные тедески предвкушали победу. Уже слышались их хриплые крики: «Ура! Ура! Ура!»
Вдруг у обводного канала за деревьями прозвучали сигналы горна, от которых перехватывало дух и замирало сердце зуава:
Ту-ту… Пристанище!
Ты знаешь свое дело, «шакал»!
Полк зуавов перестраивался в атакующие колонны, готовясь к броску. Полковник на белом коне, с саблей наголо, отдавал короткие приказы. Три стрелковые роты уже выдвинулись по направлению к неприятелю.
Наконец командир поднялся на стременах и крикнул зычным голосом:
— Третий полк! Вперед, марш!
Зуавы, опережая офицеров, бросились в атаку. Солдаты бежали навстречу противнику через поля и виноградники, преодолевая каналы и овраги.
— Не так быстро! Не нарушайте строй! Ровнее! Атаковать парадным шагом! — продолжал отдавать приказы полковник.
Но в пылу атаки зуавы не слышали и не видели ничего. Под завораживающие звуки горна они неслись вперед и только вперед. Во главе войска бежал сержант-горнист Бодуан, герой Севастополя, по прозвищу Питух. За ним следовал капрал со своим отрядом. Саперы и барабанщики, капралы и сержанты, простые солдаты — все старались оказаться в первых рядах.
— Хорошо! Хорошо! — подбадривал капрал свою небольшую группу. — Эй, Обозный, скоро увидишь, что такое война.
— Да, господин капрал, — отвечал чей-то дрожащий голос.
— Ты что, боишься, толстяк?
— Еще как боюсь, господин капрал!
— И ты осмеливаешься произнести это вслух? Ведь ты — зуав!
— Я не люблю драться.
— Не обязательно, чтобы досталось тебе. Лучший способ избежать оплеух — бить самому. Это говорю тебе я, Франкур, твой капрал!
Оглушительный залп прервал речь командира отряда. Несколько горнистов упали как подкошенные. Из восьми солдат четвертого отряда пятеро лежали на земле. Питух кричал изо всех сил: «Вперед! Вперед!», Франкур хрипло вторил ему.
