Бобби Джоунз положил мяч на метку для первого удара, нетерпеливо отвел клюшку назад и резко нанес удар.
И что же, вы думаете — мяч понесся прямо, перелетел через песочную канавку и приземлился так, чтобы его легко было повести клюшкой по четырнадцатой площадке?
Ничуть не бывало. Он стремительно пронесся по земле и скатился в канавку!
Тут не было толпы пылких болельщиков, некому было огорченно охнуть. Единственный свидетель этого неудачного удара не выразил ни малейшего удивления. Да это и понятно, ведь бил по мячу не истый мастер-американец, но всего лишь четвертый сын викария из Марчболта — маленького приморского городка в Уэльсе.
С губ Бобби сорвалось явное богохульство.
Был он приятный с виду молодой человек лет двадцати восьми. Даже лучший его друг не назвал бы его красивым, но лицо у него было на редкость симпатичное, а открытый взгляд честных карих глаз светился собачьим дружелюбием.
— Что ни день, то хуже, — удрученно пробормотал он.
— Слишком сильный мах, — откомментировал его партнер.
Доктор Томас был мужчина средних лет, с седыми волосами и румяным веселым лицом. Сам он никогда не бил с полного маха, предпочитая короткие прямые удары, и обычно обыгрывал более виртуозных, но не очень собранных игроков.
Бобби что есть мочи ударил по мячу нибликом[1]. Этот третий по счету удар оказался удачным. Мяч лег подле площадки, которой доктор Томас достиг двумя делающими ему честь ударами.
— Лунка ваша, — сказал Бобби.
Они перешли к следующей мете.
Первым бил доктор — удар получился хороший, прямой, но мяч ушел недалеко.
Бобби вздохнул, поставил мяч, потом немного его поправил, широко взмахнул клюшкой, неуклюже отвел ее назад, закрыл глаза, поднял голову, опустил правое плечо — иными словами проделал все то, чего делать не следовало, — и направил мяч по центру.
Он снова вздохнул. Теперь уже удовлетворенно. Столь хорошо знакомое игроку в гольф уныние сменилось на его живом лице столь же хорошо знакомым торжеством.
— Теперь я знаю, что нужно делать, — уверенно заявил Бобби, но это было глубочайшим его заблуждением.
Отличный удар клюшкой с железным наконечником, небольшая подсечка нибликом, и Бобби положил мяч. Теперь у него стало четыре очка, а у доктора Томаса всего на одно больше.
Воспрянув духом, Бобби перешел к шестнадцатой метке. Опять он проделал все то, что делать не следовало, но на сей раз чуда не произошло. Получился потрясающий, великолепный, почти сверхъестественный срез! Мяч подскочил и исчез из поля зрения.
— Эх, пошел бы он прямо… — И доктор Томас даже присвистнул.
— Вот именно, — с горечью отозвался Бобби. — Постойте-ка, постойте, мне кажется, я слышал крик! Только бы мяч ни в кого не угодил.
Крик донесся справа — Бобби стал всматриваться в ту сторону. Свет был неверный. Солнце собиралось садиться, и, глядя прямо на него, трудно было что бы то ни было толком разглядеть. К тому же с моря поднимался легкий туман. В нескольких сотнях ярдов высился гребень скалы.
— Там тропинка, — сказал Бобби. — Но так далеко мячу не долететь. И все же я слышал крик. А вы?
Нет, доктор ничего не слышал.
Бобби отправился на поиски мяча. Найти его оказалось не так-то просто. Но наконец он его углядел. Мяч лежал так, что поддать его не было никакой возможности — застрял в кусте утесника. Бобби ударил, потом еще — на этот раз не напрасно. Подобрав мяч, он крикнул доктору Томасу, что сдает ему лунку.
Доктор направился к нему — очередная мета находилась как раз у обрыва.
Семнадцатая мета особенно страшила Бобби. Там мяч следовало провести так, чтобы он не сорвался с кручи вниз. Расстояние, в сущности, было не так уж велико, но сознание того, что сразу за лункой обрыв, подавляло.
Они пересекли тропу, которая оказалась теперь слева и шла от моря вглубь, огибая край утеса.
Доктор взял ниблик, но тут же отложил его в сторону.
Бобби глубоко вздохнул и ударил по мячу. Тот стремительно понесся вперед и, перемахнув через край, исчез из поля зрения.
— Опять то же самое, — с горечью сказал Бобби.
Подойдя к краю расселины, он стал всматриваться. Далеко внизу сверкало море, но мяч мог туда и не долететь, это только поначалу спуск был крутой, а ближе к морю становился пологим.
Бобби медленно шел вдоль расселины. Он знал, тут есть одно место, где можно довольно легко спуститься.
Мальчики, подносящие мячи, делали это без особого труда — спрыгивали с крутого края вниз и потом появлялись, запыхавшиеся, но торжествующие, с мячом в руках.
Вдруг Бобби замер и окликнул своего противника:
— Послушайте, доктор, идите скорее сюда. Что вы на это скажете?
Внизу, футах в сорока, виднелось что-то темное, похожее на кучу старой одежды.
У доктора перехватило дыхание.
— О, Господи, — выдохнул он. — Кто-то сорвался с утеса. Надо к нему спуститься.
Бок о бок они стали осторожно спускаться по крутому обрыву. Бобби, более тренированный, помогал доктору. Наконец они добрались до зловеще темневшей бесформенной груды. Оказалось, это мужчина лет сорока, он еще дышал, хотя и был без сознания.
Доктор Томас осмотрел его — потрогал руки, ноги, пощупал пульс, опустил веки. Потом встал рядом с ним на колени и обследовал его более обстоятельно. После чего посмотрел на Бобби, которому было явно не по себе, и медленно покачал головой.
![Лунный камень [текст оригинала]](/storage/book-covers/d6/d65aace647e249afd503a3d1c8e84afbf065ae7e.jpg)
