В первый раз это случилось, когда мне было пять лет.
Я только что закончила раскрашивать картинки в своем детсадовском альбоме, полном родительских рисунков в стиле Пикассо, мозаичных слоников из шелковой бумаги и ответов на вопросы о любимом цвете, домашних питомцах, лучшем друге и так далее, придуманных нашей воспитательницей миссис Сварлиш, чья фамилия как нельзя лучше подходила к ее сварливому нраву.
Мы, детишки, сидели полукругом на полу в читальной зоне.
— Брэдли, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросила миссис Сварлиш, когда получила ответы на все другие вопросы.
— Пожарным! — крикнул он.
— Синди?
— Э… медсестрой, — кротко пролепетала Синди Уоррен.
Миссис Сварлиш опросила всех остальных и получила обычные ответы. Кому-то из нас хотелось стать полицейским, кому-то астронавтом, кому-то футболистом.
Наконец настал мой черед.
— Рэйвен, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросила миссис Сварлиш, чьи зеленые глаза смотрели сквозь меня.
Я молчала.
— Актрисой?
Я покачала головой.
— Врачом?
— Не-а.
— Стюардессой?
— Тьфу! — был мой ответ.
— Тогда кем же? — раздраженно спросила она.
— Вампиром! — выкрикнула я после недолгого размышления, чем до глубины души потрясла миссис Сварлиш, а заодно и всю детвору.
В какой-то момент мне показалось, что она рассмеялась. Хотя нет, не показалось. Так оно и было. Дети, сидевшие рядом со мной, слегка отстранились. Вот так мои сверстники в большинстве своем слегка отстранялись от меня на протяжении практически всего моего детства.
* * *
Меня зачали на водяной кровати моего папы или под мерцающими звездами на крыше спального фургона моей мамы, в зависимости от того, кто из родителей рассказывал эту историю. Эти родственные души никак не могли расстаться с семидесятыми годами, вспоминали настоящую любовь, смешанную с наркотиками, какой-то малиновый фимиам и музыку «Грэйтфул дэд».[1]
Босая девчонка с нитками бисера, вплетенными в косы, в блузке на бретельках и обрезанных линялых голубых джинсах сошлась с длинноволосым, небритым, загорелым парнем в очках под Элтона Джона, на котором была кожаная безрукавка, клеши и сандалии. Думаю, что им еще повезло. Конечно, я вышла настолько непохожей на других детей, что дальше некуда. Мне бы могло взбрести в голову желание стать хиппи-оборотнем с бисером в косичках, но почему-то, уж не знаю, почему именно, я помешалась на вампирах.
После моего появления на свет Сара и Пол Мэдисон стали более ответственными или, можно сказать, менее сдвинутыми. Во всяком случае, они продали свой хипповый жилой автофургон и перебрались в нормальную квартиру, в которой, впрочем, тоже царил дух детей цветов. Наше жилище было изукрашено трехмерными постерами и оранжевыми лампами в виде трубок с причудливо движущейся жидкостью, метаморфозы которой можно было наблюдать часами.
Время тогда, скажу вам, было расчудесное. Мы втроем играли, смеялись, без конца грызли печенье «Туинкиз» да смотрели черно-белый телевизор, которым мои предки обзавелись, когда открыли банковский счет. За теликом мы засиживались допоздна, смотрели все больше ужастики, фильмы про Дракулу, Бэтмена, но я чувствовала себя в полной безопасности под покровом полуночи, поглаживая округлившийся живот мамы, издававший булькающие звуки наподобие оранжевых ламп. По моему детскому разумению, она и родить собиралась что-то вроде такой же игрушки, ну, может быть, движущейся.
А вот после родов все изменилось, потому что родила мамочка никакую не игрушку и уж точно не лампу. Она родила Недотыка! Как она могла? Как она могла вдруг, ни с того ни сего, положить конец всем нашим дивным вечерам с «Туинкиз». Теперь спать она ложилась рано, а это существо, которое родители невесть почему назвали Билли, пищало и вопило ночь напролет. В ту пору именно Дракула из телевизора составлял мне компанию, пока мама спала, Недотык орал, а папа менял в темноте описанные пеленки.
В довершение всех несчастий меня неожиданно отправили в жутко тоскливое место, которое, что уже само по себе плохо, не было моим домом.
Его украшали, если это слово подходит к такой ерунде, вовсе не трехмерные постеры, а дурацкие коллажи, составленные из отпечатков детских ладошек. Кроме того, там было полно умильных девочек в платьицах с оборками и мальчиков в коротких штанишках, словно из рекламного каталога компании «Сирз». Родители сообщили, что это унылое заведение называется детский сад, хотя садом тут и не пахло.
— Они будут твоими друзьями, — заверила меня мама, когда я изо всех сил жалась к ее боку.
Потом она помахала мне на прощанье, послала несколько воздушных поцелуйчиков и оставила в компании этой матроны, миссис Сварлиш, то есть в таком унылом одиночестве, какого и вообразить невозможно. А вот Недотыка, чтоб ему пусто было, мама унесла на руках назад, в волшебное царство постеров, светящихся в темноте, увлекательных ужастиков и дивного печенья.
