Мобильник запищал в начале седьмого.
Продрав глаза, несколько секунд я тупо смотрел в угол комнаты. Оттуда, с письменного стола, и заливался трелями «Турецкого марша» мой верный Siemens.
Похмелье полоскало меня, словно тряпку в ведре.
Наконец, со скрипом и щелчком, мыслительный орган заработал.
Юлька! Это же она звонит!! Из роддома, бля!!!
Утро - перескакивая через ворох сваленной на пол одежды - я успел заметить - было ясное, солнечное, тревожно-радостное...
Кеглями разлетелись и покатились по паркету в разные стороны пустые пивные бутылки.
– Не спишь?.. - голос жены прерывался помехами.
– Алё! Ну как ты?! Что там, а?!- трубка выпрыгивала из моих пальцев.
Треск и шипение.
– Алё! Слышишь меня?..
– Слышу, слышу, - донёсся наконец измученный голос. - Тут я долго не могу говорить: В общем, я тебе Катьку родила. Три семьсот, пятьдесят три.
В кино, я часто видел, новоиспечённый отец кричит «вау!», прыгает, как подорванный, а успокоившись, сидит, блаженный, с лицом мальчика-дауна, получившего похвалу от воспитателя.
– Круто! - только и сумел сказать я. - Ты-то как? Жива?
Юлька вздохнула:
– Три часа голова не выходила: Порвали и порезали меня от сих и до сих: А так ничего:
В трубке раздался, гулко и издалека словно, грубоватый женский голос: «Ты мужа-то не пугай! Потом страсти-мордасти рассказывать будешь!..»
– Ну всё, слышишь, потом перезвоню, - заторопилась жена. - Ты моим и своим позвони, скажи им там: Давай, целую тебя!
– Я люблю тебя! - прокричал я отключившейся мембране Siemens-а.
«Конец разговора с Julia» - сообщил дисплей.
НУЖНО ВЫПИТЬ. В половине седьмого утра. Сегодня это не во вред.
Бог есть.
Это с необыкновенной ясностью я осознал, дойдя до палатки у соседнего дома.
Палатка работала.
Голова раскалывалась, как у Троцкого.
Отстояв небольшую очередь из таких же бедолаг, просунул в амбразуру окошка мятые червонцы. Получил в ответ две тёплые, вспученные слегка и тоже мятые банки очаковского «джин-тоника». Почему-то у меня сегодня такое всё - деньги, одежда, рожа, ещё недавно бывшая лицом: Бухло вот теперь - тоже мятое.
Не гладко начинается день, не гладко.
Тут же, у палатки, высадил под сигарету одну из банок. Хининовый ёршик газированного спирта жёстко прошёлся по пищеводу.
Под ногами, дёргая головой, шлялись жирные голуби - неопрятные городские курочки. С автобусной остановки раздавалось шарканье сотен ног.
Народ волочился на работу - на другой стороне Каширки распахнулись ворота стройрынка. Снисходительно улыбаясь, я прошёл сквозь угрюмую толпу, открывая на ходу вторую банку.
Самочувствие явно разглаживалось.
Не так уж плохо всё.
Я стал отцом.
Уже вторую неделю нахожусь в отпуске. Впереди - ещё два месяца. В профессии преподавателя, при всех её минусах, есть и большой плюс.
Каникулы. Двухмесячные летние каникулы.
Жизнь хороша.
Я присел на скамейку возле собственного подъезда.
Выудил из кармана чёрное тельце Siemens-а и разослал друзьям sms-ку: «ya stal papoi!!!». А то и забыл почти, что за день сегодня.
Воздух прогрелся. Утро сдавало вахту.
В ветвях густого куста, справа от скамейки, возились, громко чирикая, воробьи. Я зашвырнул пустую банку в куст. Из него шумно выпорхнула серо-коричневая стая и уселась на ближайших проводах. С минуту воробьи разглядывали потревожившего их сукиного сына. Затем, по одиночке и парами, начали возвращаться в свой куст. «Мухами там, что ли, у них намазано?» - говорил в таких случаях мой ротный.
Siemens затренькал сигналами поступающих sms-ок. Народ поздравлял, интересуясь, кто родился. Про вес и рост спрашивали. Блин, забыл, в самом деле, сообщить.
Набирая на ходу ответ, добрёл опять до палатки. Теперь решил вдарить по пивку. Деньги, вытащенные из заднего кармана, на этот раз оказались сложенными пополам и влажноватыми.
Становилось откровенно жарко.
Три «клинского» будет в самый раз для начала. То, что это только начало, я уже понял, разглядев слипшийся комок купюр. «Я рукой нащупал свой карман, Он мне намекнул, что я буду пьян...» - пел когда-то солист «Сектора» Юра Хой. Ну что ж, держись, братан...
Шуму и гари на Каширке прибавилось - в обе стороны машины пёрли сплошным потоком.
