Валерия Нарбикова
ПЛАН ПЕРВОГО ЛИЦА И ВТОРОГО
I
- Это иррационально.
- Но меня зовут Ирра.
- Вас зовут с двумя "р"?
- Меня зовут Ирра.
- "Иррационально" я бы написал с большой буквы в вашу честь.
Для симметрии было десять часов,-десять минут. Санки перерезали пьяного, дети похоронили его, орудуя лопатками. В соседней квартире давали "Золушку" Россини.
- И вам действительно столько лет? - спросила Ирра. - А фамилия у вас доисторическая Додостоевский.
- Можете звать по имени.
- По какому?
Он сказал.
- По такому лучше не звать.
Гаражи, сооруженные из лифтов, потому что. По трамвайной линии прошел последний трамвай, а потом пошел поезд.
- Там поезд, - показала Ирра в окно.
- Бывает, - ответил Додостоевский.
- Поезд, - повторила она. И пока состав окончательно не исчез, она смотрела на это чудовище.
- Почему-то поезд, - сказала она в третий раз.
Она попросилась спать, он принес ей подушку, и она заняла всю постель. И он занял всю постель.
- У нас ведь дружба, - смутилась она.
За это время наступил новый год. Кошка ругалась плохими словами, и не наступало утро.
- Принеси, пожалуйста, попить, - попросила.
- Ты же с краю.
Она его не убила за это. Она встала, сама попила и заодно сделала наоборот.
Додостоевский тут же заснул, у него изо рта потекла слюна - большая редкость, - которая капнула на открытую книжку Кузмина, тоже большую редкость, на один из пятисот экземпляров "Леска". Капля посидела-посидела на мелованной бумаге (какой разврат для двадцать второго года!) и впиталась. За стеной закричал грудной ребенок: "Уа-йльд, Уа-йльд".
- Ты слышишь, - сказала она.
Он не откликнулся.
- Ты слышишь, что он кричит? - повторила Ирра.
- Что, поговорить хочется? - сказал он сонно.
- У тебя это было когда-нибудь с мужчиной?
- Нет.
- А кто любил Ганимеда? Зевс?
- Он всех любил.
Может быть у подъезда стояла лошадка-девушка, а может быть такси.
- А этот твой друг Тоестьлстой, о котором ты говорил, с ним было?
- Я разве говорил? Даже если он Тоестьлстой, это ничего не меняет, может быть, поспим.
Их расстреляли спящих длинной очередью: газами, скопившимися в водопроводной трубе. Они встали одновременно, два милых мертвеца, и расхаживали по комнате до первых петухов, точнее до первых трамваев. Она просто так показала фиг и спросила:
- Фиг - это не международный символ?
- Нет, - ответил он, - голуби - это международный символ.
- Я хотела бы, чтобы ты мне сразу объяснил насчет пластинок, расскажи мне про дорожки и про то, как там воспроизводится музыка. Например, если мы сразу все умрем, например, на войне, и если потом когда-нибудь найдут кусочек пластинки, ведь не поймут, что это такое, скажут, что это такая порода или еще что-нибудь. Я уже кое-что поняла насчет кораблей, почему они не тонут, теперь осталось насчет пластинки.
- А у тебя что было до меня?
- Был один мальчик, а потом оказалось, что он - альфонс.
- Но не Доде?
- Не Доде, и даже не испанский король Альфонс!!. И насчет самолета тоже. (В небе, например, показалось.) Это самолет? - спросила Ирра.
- Это не самолет.
- Мне тоже так кажется.
Они рассматривали эту вещь в небе, она, конечно, напоминала самолет, но в то же время и не напоминала.
- Это самолет, - сказал он и отвернулся от неба.
- Почему ты так думаешь?
- Стоит только усомниться в том, что это самолет, и начинаешь сомневаться во всем остальном. Там на горизонте должен светиться дом. Видишь его?
- Но это не дом, - сказала она.
- Правильно. Поэтому то, что мы видим в небе, - это самолет, а на горизонте - дом.
- А в сперме тридцать миллионов сперматозоидов, да?
- Может быть, не помню сколько, это нужно спросить у какого-нибудь малыша. Они роются по разным справочникам и знают, сколько сперматозоидов, сколько яйцеклеток, что такое половой акт.
- И тебя это не удивляет?
- Меня удивляет, почему по реке плывет топор.
Повсюду были скрепки, они блестели и скрепляли все подряд. На стуле стоял мясной компот, на полу лежал медвежонок, она взяла его в постель и обнимала так сильно, что у него оторвалась лапка, и она вздрогнула от омерзения, и медвежонок упал и прилип к полу.
Она спросила, как его дразнили в детстве, он ответил: "Додо". Она спросила, знает ли он, что по-французски это обозначает бай-бай, он -ответил, что знает. Она спросила, нравится ли ему с ней бай-бай, он ответил, что нравится. Она спросила, можно ли и ей так называть его, он ответил, что можно. Она выглянула на балкон, а там шли: пеших 50 тысяч, да плясцов 100 человек, да коней простых 300, да обезьян за ними 100, да блядей 100, а все гаурыкы, что обозначает девушки.
I.
- Можно съесть макароны с сыром,- предложила Ирра, - так они невкусные, а сыром одним все равно не наешься.
- Ты так много говоришь, как будто у тебя есть сыр.
- Если бы он у меня был, я бы не задумываясь съела его вместе с макаронами, если бы они у меня тоже были.
- Уже можно одеваться.
- Но ты же меня не любишь, - сказала она.
- Не лежать же из-за этого все время в постели.
- Тогда, конечно, можно одеваться.
- Но ты же меня тоже не любишь, - сказал он.
- И куда же ты пойдешь одетый? - спросила Ирра.
