Есть дети, которые живут в огромных домах, где у каждого ребёнка своя просторная комната. А есть дети, которые живут в маленьких тесных квартирках и одну крохотную детскую делят с тремя братьями-сёстрами.
Есть дети, которые живут в покосившихся хижинах, где гуляет ветер и вся семья ютится в одной комнатушке.
Наконец, есть дети, которые вообще живут не в доме, а, к примеру, на мирабелевом дереве[1]. По крайней мере, один такой ребёнок точно есть, и это Пинелла Пропелла.
У Пинеллы Пропеллы взъерошенные каштановые волосы, оттопыренные уши и нет четырёх передних зубов. Пинелла потеряла их все разом, когда попыталась раскусить кокосовый орех. С такой дыркой во рту в самый раз в первый класс! Но Пинелла с родителями живёт в джунглях, где нет и не может быть ничего даже отдалённо напоминающего школу — ни парт, ни доски и ни одного ребёнка вокруг. Только Пинелла, да множество бабочек, да пара горилл, да ещё тринадцать маленьких и пара взрослых шимпанзе, дикие слоны, разноцветные лягушки, зелёные змеи, тучи насекомых и даже несколько крокодилов.
Ну и конечно, есть ещё мама и папа Пинеллы. Они ищут в джунглях неизвестные науке формы жизни. Каких-нибудь червяков с двумя хвостами. Или рыб, которые во второй половине дня плавают задом наперёд. Или бурундучков в клеточку, если такие вообще бывают. Но этого ведь не узнаешь наверняка, пока животное не обнаружено. Только вот школы в джунглях точно нет, иначе родители Пинеллы давно бы её нашли. Школу заметить куда проще, чем крошечного червяка или рыбку, которых, может, и вовсе не существует.
Как-то ясным сентябрьским утром Пинелла поднялась на борт самолёта, который доставлял в джунгли почту, и полетела в городок на берегу озера. Именно там стоял дом, где вырос папа. А рядом была школа. Пинелла это точно знала: папа сто раз ей рассказывал. И она очень хотела посмотреть на дом.
— Будь осторожна, моя маленькая взрослая дочь, — напутствовала Пинеллу мама, звонко целуя её в правую щёку. — Каждый день, до самого твоего возвращения, я буду посылать тебе поцелуй, огромный, как воздушный шар, на котором нарисовано много-много ярко-красных сердечек.
— И напоминай бабушке Шнайдер, чтобы кормила тебя булочками с мёдом, — добавил папа, звонко целуя Пинеллу в левую щёку. — Она печёт отличные булочки, с мёдом они вообще супер! А вот с её бузинным соком осторожнее — ужасно горькая штука.
— Хорошо, — ответила Пинелла и так широко улыбнулась, что влажный тропический ветер засвистел в дырках на месте четырёх передних зубов.
И вот на следующий день, после долгого-долгого перелёта, не очень долгой поездки на поезде и совсем короткой — на автобусе, Пинелла Пропелла очутилась перед домом, где когда-то жил её папа.
Дом этот стоял в узком переулке, а за переулком почти сразу же начинался лес.
Все три комнаты в доме были набиты вещами, которые мама и папа не взяли с собой в джунгли.
Например:
лыжные ботинки,
мотоциклетный шлем,
кресло-качалка,
огромный шкаф
с постельным бельём,
фарфоровой посудой,
музыкальным центром,
фотоальбомами с видами Парижа, Лондона и всей Швеции,
тепловентилятор,
вечерние платья с кружевами,
газонокосилка
и папки со старыми счетами.
Но в джунглях маме и папе нужны были совсем другие вещи.
Например:
практичная одежда,
налобный фонарь,
карманный нож,
солнцезащитный крем,
что-нибудь от комаров,
много еды, которая не слишком быстро портится,
гамак
и самое главное —
красная керосиновая лампа.
Вещей, которые не нужны в джунглях, гораздо больше, чем тех, без которых там не обойтись. Поэтому дом был битком набит — от подвала до самой крыши и даже выше дымохода. На балконе хранились беговые лыжи, зимние шины для автомобиля и машинка для нарезки макарон. Там же стояли металлический шкаф со стеклянными банками и коробки со старыми журналами для велосипедистов. А на дымоходе лежали кухонное сито и пульт от телевизора.
Однако в доме отыскалось бы местечко и для Пинеллы. К примеру, на музыкальном центре. Или в кресле-качалке, если переставить коробку с шерстяными носками на музыкальный центр. Или в ванне, если найти другое место для кресла-качалки, которое в ней стоит. Его можно подвесить на мирабелевом дереве.
Конечно, Пинелла нашла бы где приткнуться, пусть даже свернувшись калачиком. Она ведь была не очень высокая, метр десять — не больше. И это в её-то шесть лет, иногда почти семь. В зависимости от времени суток. По утрам, понятное дело, Пинелла бывала чуточку младше, а к вечеру становилась старше.