«ПОВЕСТВОВАНИЕ» К. КОНИЧЕВА
Историческое «повествование», как назвал свою книгу Константин Иванович Коничев (1904–1971), посвящено Петру I на Севере. «Петр Первый на Севере»… Заслуживает ли внимания эта тема? В какой мере Север связан с именем и деятельностью преобразователя России – Петра I, которого Ф. Энгельс называл «действительно великим человеком»? Ведь, казалось бы, все помыслы Петра, все его действия были направлены на борьбу за утверждение на берегах Балтийского моря, чего Россия и добилась в итоге победоносного завершения Северной войны, являвшейся, по словам К. Маркса, «войной Петра Великого».
Петр прекрасно понимал, что Россия может стать могущественным государством, только став морской державой.
«„Водное пространство – вот, что нужно России“, – говорил Петр Кантемиру, и эти слова можно написать на заглавной странице книги его жизни», – писал К. Маркс.
И первым морем, с которым познакомился Петр, было не Азовское, Балтийское или Каспийское моря, на которых он побывает, а северное Белое море.
Рано проявились склонности будущего царя всея Великия и Малыя и Белыя Руси. Петру только что исполнилось три года, а в его горницах появились «конь деревянный потешный», деревянные пушки, барабаны, «луки маленькие», булавы, буздыханы, шестоперы, «пистоли», знамена и пр. Среди этих игрушек, свидетельствующих о наклонностях царевича, был и «кораблик серебряный сканной с каменьи». Царевич «потешался», но в этих потехах можно было усмотреть будущие «марсовы дела» и «нептуновы потехи» Петра.
В 1688 году шестнадцатилетний Петр в селе Измайлове, в амбаре, обнаружил старый английский бот и очень заинтересовался им, так как «потешные» суда, стоявшие в Преображенском, – струг и шнява удовлетворить его не могли. Голландец Брандт починил бот, который стал «дедушкой русского флога». На Яузе, на Просяном пруде, на Переяславском озере зарождался русский флот.
Но настала пора, и озера перестали интересовать Петра. Его неудержимо тянуло к морю. «Потеха» кончилась. Начиналось дело.
В июле 1693 года Петр выехал в Архангельск. 30 июля громом пушечной пальбы и колокольным звоном Архангельск встречал царя. И уже «4 числа (августа. – В. М.) в пяток великий государь… изволил на яхте своей с людьми своими и с немецкими корабли путешествовать на двинское устье Березовское». А в седьмом часу утра «ветром шелоником» Петр на своей яхте впервые вышел в море.
Плескалась холодная беломорская волна, носились над водой огромные белокрылые чайки, белел на горизонте парус одинокой поморской шнявы.
Море произвело огромное впечатление на Петра. Он провожал иностранные суда в открытое море, добираясь до Трех островов у Терского берега Кольского полуострова.
Весной 1694 года «шипгер» (шкипер), как называл себя Петр и величали его окружающие, уже плыл Двиной к «Городу» (Архангельску).
В Унской губе судно Петра попало в сильный шторм, и только искусство лоцмана Антона Тимофеева, крестьянина Сумского погоста, спасло яхту царя. Пристали к Пертоминскому берегу, где Петр поставил собственноручно сделанный им крест с надписью на голландском языке: «Этот крест сделал капитан Петр в лето Христово 1694». Побывал Петр и в Соловецком монастыре, выходил в Белое море на новых морских судах русской стройки «Святом Петре» и «Святом Павле». На корме кораблей развевался новый русский флаг – красно-сине-белый.
Хотя плавания эти не обходились без «конфузии», тем не менее они сделали свое дело. Петр полюбил море. Оно стало его «зазнобой». Придет пора – она не за горами, – и Петр сделает вывод, что только тот государь обе руки имеет, который обладает и армией и флотом. Эта мысль зародилась у Петра на Севере, на берегу Белого моря, в Архангельске. Может, именно здесь, в Беломорье, следует искать истоки морского могущества петровской России.
О выдающихся исторических деятелях прошлого можно судить по тому, как оценил их сам народ в своем устном творчестве, в фольклоре.
Памятен русскому народу царь Петр, памятен его облик, не забылись дела его. Особенно хорошо запомнил Петра не знавший крепостного права русский Север. Трудолюбивому, суровому и стойкому помору, грамотею, крестьянину далеких северных «печищ», начетчику и сказителю внушал уважение образ «царя-плотника», не боявшегося никакой черной и тяжелой работы, умевшего делать все.
«Вот царь был так царь, – говорили о Петре крестьяне Олонецкого края, – даром хлеба не ел, пуще бурлака работал».
Даже многочисленным на Севере ревнителям старины, раскольникам, старообрядцам, уходившим в дремучие леса, чтобы сохранить свой восьмиконечный крест, свою сугубую аллилуйя, свои церковные книги «старого письма», даже им, фанатикам Повелецких, Олонецких, Выгских и прочих скитов, нравились в Петре его трудолюбие, настойчивость, стойкость. Хуля его за преследование сына Алексея, отстаивавшего «старину» и «верушку старинную», обитатели бескрайних северных лесов да берегов «Студеного моря» отдавали должное Петру. И на чаше весов русского помора, распевавшего свои «старины» длинными зимними вечерами под вой ветра-«полуночника», при лучине, бросавшей робкий свет на суровые лица, положительная оценка деятельности Петра перевешивала отрицательную.
