ЧАСТЬ I. СТЕЗЕЙ ПРАЗДНОСТИ
ГЛАВА I. Как в “шелковом” замке.
Эта истории начинается со званого ужина, который по возвращении в родной Фортенхолл, решила устроить миссис Эсмондхэйл. Приглашенных гостей оказалось не так много – не более двадцати человек. Зажиточные знакомые покинули эту местность, на время зимнего сезона, переселившись в Лондон. А вот небогатые соседи, несколько подруг хозяйки и некоторые из бывших одноклассниц младшей дочери с удовольствием прибыли в Фортенхолл. Наивысших почестей приема удостоились двое лондонских джентльменов, с которыми дамы успели познакомиться на одном из столичных балов. Диана была сегодня в центре внимания, она собрала вокруг себя самых преданных слушателей – говорили о столичных развлечениях. В особенности многих заинтересовало знакомство с лондонскими господами, ради этого молодежь покинула рояль, присоединившись к хозяйке:
– … Мистер Фиджер был столь любезен, что проводил до своей наемной кареты и, обогнув немалый круг, доставил на Оксфорд-стрит. А потом, в течение нескольких дней, постоянно осведомлялся, передавая визитки, как перенесли мы неприятное потрясение. Но право же, я на кэбмена ныне не злюсь, он появился на следующий день и чистосердечно признался, что принял графиню*** с дочерью за нас, но эта леди сама бесцеремонно уселась в экипаж – бедный извозчик понял ошибку, когда повернул на Ковен-Гарден и оказался на Друри-Лейн.
– До каких пределов дошли эти исчадия Автомедонта[1], – возмущенно выступил один представительный мужчина, его привычка вставлять фразы и вмешиваться в разговор отчасти намекала на его почетное звание – он был мировым судьей.
Но Диана лишь улыбнулась в ответ, картинно вздохнув для показания своей значимости:
– Я простила оплошность кучеру, эти бедные рабочие чего не сделают, чтобы заработать лишний пенс, – она иронично улыбнулась одной из дам, которая любила порицать всяких чернорабочих, она особенно жестоко высмеивала прислугу:
– Мистера Фиджера уже можно произвести в рыцари, и величать его Сэр Арчибальд, – мелодично пропела одна из молоденьких девиц, возбужденно помахивая своим веером и улыбаясь на всю ширину зубов, но никем эта шутка не была принята, некоторые господа недоумевающее посмотрели на нее, поскольку мистера Фиджера звали Рэндольф.
Господин, к которому это относилось, довольный своей популярностью за столь незначительные услуги, выразил готовность всегда приходить почтенным дамам с дочерьми на помощь. Он грациозно поклонился, приноравливаясь к выправке военных.
– Значит, Лондон теперь не будет мне страшен, ибо вы, мистер Фиджер, повторяя путь доблестного рыцаря, всегда вызволите хрупкую девушку из ловушки, – выразила свое одобрение одна из красивейших украшений этого вечера – младшая дочь хозяйки дома – Джулия Эсмондхэйл. Прелестнейшая рыжеволосая красавица, с томными серыми глазами, с пухленькими алыми губками и безупречными манерами. Ее почитали ангелом, но подлинный характер был скрыт от посторонних глаз, лишь немногие знали, какая же эта девица капризная и непостоянная.
– О да, мисс Джули, разрешите мне и дальше быть вашим верным слугою, и под моим покровительством вам решительно нечего будет опасаться, – казалось, мистер Фиджер увлекся Джулией настолько, что предпочел остальным милым претенденткам. Он подходил к ней пару раз засвидетельствовать почтение и нижайше просил разрешить сказать ей несколько слов у окна, где выражал бесконечное восхищение и проявлял различные маленькие знаки внимания.
Как и полагается на таких мероприятиях, многие дамы, уподобляясь знаменитым пианисткам, встревоженные блеском соперниц, изъявляли желание усладить публику исполнением мелодий и продемонстрировать мастерство. Джулия бесподобно сыграла и спела модную по тем временам песню. Кто-то из особо беспечной молодежи привез пьесу, которую общество охарактеризовало как пасквиль[2], обсуждая все острые моменты, отображенные в ней. Молоденькие девушки и некоторые господа были в тайном восторге, а старшее поколение признало сцены любви моветоном, а главных героев – падшими людьми. Это событие пришлось не к чести хозяйки, но Диана постаралась превратить все в шутку, лишь пожурив неизвестного шутника. Произведение хотели швырнуть в огонь, но потом оно перекочевало на кухню, окруженное суетящимися слугами, а его хозяин так и не объявился. Только один человек, который не смог в гостиной взглянуть на строки распутной любви, но отважился спуститься и забрать бедную тетрадь из пыльной коморки, оказался, ни кем иным, как Пенелопой Эсмондхэйл – старшей дочерью госпожи Дианы Эсмондхэйл. Девушка славилась своим тяжелым характером – по мнению сплетниц – за свой дурной нрав она не только причислялась к старым девам, но и была признана «темной лошадкой». Хотя она мало обращала внимания на пересуды других.
Освещение коридора оставляло желать лучшего, и, все-таки, она решила остаться здесь, ибо укрывшись за портьерой, надежно спряталась от назойливых глаз. Общества ее не искали, и мать вряд ли заметила бы ее отсутствие. Уединенность прельщала девушку, предоставляя относительную тишину, если не считать снующих лакеев с подносами. И все же, чтение она отложила, ведь негромкий разговор, раздающийся в паре шагов от ее укрытия, был куда более интересен:
