Меня зовут Николь Дарвин. Мне всю жизнь не везёт.
По крайней мере, так мне стало казаться в последнее время. Меня не радуют даже чудесная весенняя погода, запах скошенной травы и недавно распустившиеся красные и желтые тюльпаны.
Потому что моя жизнь пошла прахом.
Сегодня, одеваясь, чтобы пойти в школу, я сломала ноготь и разревелась. Представляете, какое у меня состояние?
У меня красивые и длинные ногти. Иногда я крашу их в бледно-розовый цвет, иногда в лиловый. Некоторые девчонки смеются надо мной из-за этого, но мне все равно нравятся свои ногти.
Я считаю себя симпатичной. Не то чтобы писаной красавицей, но симпатичной. У меня прямые темно-каштановые волосы, спадающие на плечи, а кожа молочно-белая и очень чистая.
Но окружающие твердят наперебой, что лучше всего глаза — светло-карие и очень выразительные. Мой приятель Дэвид называет их загадочными. Говорит, что не может смотреть прямо в них и никогда не знает, о чем я думаю.
Это точно. Ему ни за что не прочесть мои мысли, потому что его волнует лишь собственная персона.
Интересно, у всех ли такие ужасные мысли, как у меня?
Мама говорит, что я стану еще красивее, если буду почаще улыбаться. Утверждает, что мое вечно хмурое выражение лица многих отталкивает от меня. А еще она думает, будто мне нужно подстричься под мальчика, потому что с длинными волосами слишком много возни.
Такая заботливая…
Мама прекрасно видит, как мне тяжко. Иногда это доставляет ей настоящую боль. И все- таки она пристает ко мне со своими советами.
Может быть, ей хочется, чтобы я была похожа на нее?
Но ведь они с папой такие зануды! Мне очень тяжело смотреть на то, как мои родители каждый день напряженно думают за ужином над тем, что сказать друг другу.
Я бы ни за что не стала обсуждать с любимым погоду или покупку удобрений.
Но мне приходится большую часть свободного времени проводить с родителями. А у всех моих одноклассников куда больше свободы.
Они могут спокойно взять машину и поехать к друзьям. И, в отличие от меня, им не нужно докладывать родителям, куда они собираются и во сколько вернутся домой.
А ведь я уже старшеклассница. Почти взрослая.
Не понимаю, почему нужно звонить родителям, если задержалась где-то больше двух часов.
Ведь я могу сама за себя постоять. И мне так не хватает свободы.
Впрочем, я по-настоящему расстроена вовсе не из-за родительской опеки. У меня что-то не заладилось с учебой. Не знаю, может быть, виновата весна.
Надо писать доклад по биологии, а я и в ус не дую.
Учитель, мистер Фрост, относится к этому очень серьезно и заставляет меня чувствовать себя преступницей. Почти что убийцей.
В тот злополучный день он оставил меня после уроков на «частную беседу». Хороша беседа — просто пытка какая-то!
— Ты должна написать доклад, Николь, — начинает мистер Фрост.
Про себя я называю его Снеговиком, тем более, что он большой и круглый[2]*.
Ты должна написать доклад, Николь, — повторяет учитель.
Знаю, — отвечаю я, изо всех сил стараясь не зевнуть ему в лицо.
Он машет пухлой рукой, отгоняя назойливую муху. Первую в этом году.
Почему ты его не пишешь? — спрашивает Снеговик. Чем больше он сердится, тем мягче и слаще становится его голос.
Не знаю, — пожимаю я плечами.
Я и в самом деле не знаю. Все собираюсь написать, но руки не доходят.
У тебя должна быть какая-то причина, Николь, — произносит учитель еще мягче.
Я смотрю в окно. Там тренируются ребята из бейсбольной команды. Сверкает яркое солнце.
Мне нечего сказать, — говорю я.
Мы поднимаемся. Он прислоняется спиной к доске. Я стою, скрестив руки на груди.
Вспоминаю, что одета в черную кофточку и черные джинсы. Этот цвет как раз соответствует моему настроению.
Вчера вечером мне даже захотелось ногти покрасить в черное. Но потом позвонила моя лучшая подруга Люси Крамер, мы проболтали целый час, и мне немного полегчало.
Так что же будем делать? — вопрошает мистер Фрост. — Не хочу тебя запугивать, но ты можешь остаться на второй год.
Эти слова выводят меня из оцепенения. Не хватает только стать второгодницей!
— Ну… может быть, я напишу доклад совсем скоро. Я уже все подготовила. Правда.
Снеговик смотрит на меня задумчиво, сжав губы. Потирает два из своих трех подбородков.
— Я всё сделаю, — вырывается у меня. — Вот увидите, доклад будет замечательным!
Он еще несколько секунд держит меня в напряжении, потом говорит:
— Если сдашь его в понедельник, так и быть, прощу.
— Но ведь сегодня уже пятница! — вскидываюсь я.
— Ну и что же? Поработаешь в выходные. Ты и так задержалась дольше всех. Постарайся. Я на тебя надеюсь.
Он открывает блокнот и начинает его просматривать. Видимо, это означает, что «беседа» окончена.
— Спасибо, — бормочу я и опрометью вылетаю из класса.
Я чувствую ужасную злость, причем больше на себя, чем на Снеговика. Ведь я действительно распустилась.
Эх, Николь-Николь, и зачем ты сама себе создаёшь трудности?
На этот вопрос ответа нет.
Теперь мне придется трудиться по двадцать часов в сутки. И я не смогу никуда пойти с Дэвидом.
И это отнюдь не прибавляет мне радости.
Да и сам Дэвид в последнее время ведет себя как-то странно. Уже несколько раз отказывался встречаться. Он как будто отдаляется от меня. Словно что-то скрывает.
