Год 6045 от в. г., провинция Арвес, городок Весенние Ручьи.
Город пылал. Удушливый дым впитался в каждую пору тела и нитку одежды. И кровь, всюду кровь и израненные тела горожан. В основном — мужчины и старики, те, кто нашел в себе мужество встать на пути врага и хотя бы попытаться защитить свои семьи. Но не это было самое ужасное. Настоящий ужас ждал за выломанными «с мясом» дверями домов, в которых укрылись женщины и дети.
Город пылал, но заполнившие его солдаты даже не пытались погасить пламя, наоборот, искорёженные тела людей с улиц заносили в еще целые дома и сами предавали их очистительному огню. За этим зорко следили десятки людей в когда-то серых, а теперь почти черных от копоти, рясах церковных служителей.
На центральной площади собралось много народа. Здесь находился штаб второго легиона, бойцы которого первыми добрались до города, хотя и всё равно опоздали. Здесь поставили походный алтарь церковники, сюда сносили тех немногих выживших и раненных каким-то чудом спасшихся от грозного врага.
В одной из палат походного лазарета было достаточно многолюдно. На походных лежанках сидели, спали, плакали и стонали десятки молодых девушек и женщин. Среди них ходила одинокая фигура в белоснежной рясе церковного целителя, зачарованной на чистоту, а потому сохранившей свой первозданный цвет. Он переходил от одной женщине к другой, подносил к каждой символ спасителя, сияющий в тени палатки ослепительным светом и находил для каждой несколько слов утешения, но, при этом, в глазах его была только печаль и мука.
Наконец целитель вышел наружу и, тяжело вздохнув, подозвал к себе сержанта из охраны лагеря.
— Сын мой. В этот тяжелый для всех нас час я вынужден просить тебя пойти на великий грех, дабы избежать еще большего. Все женщины, находящиеся в этой палатке, осквернены. Их уже невозможно спасти. Все что мы можем — это дать им милосердную и безболезненную смерть. Возьми этот сосуд, — целитель передал сержанту небольшой стеклянный пузырек с деревянной пробкой, — в нем находится снадобье, которое принесет избавление их измученным душам. Отведи их в лесной лагерь и дай выпить по глотку, а потом позаботься, чтобы их тела были преданы очищающему огню. Выполни этот приказ матери-церкви, как и подобает верному прихожанину — со скорбью в сердце, но в точности. Поверь, иного выхода у нас нет.
Сержант второго легиона Ланс по кличке Нож только кивнул. Ему был дан четкий приказ выполнять все распоряжения служителей церкви. Он зашел в палатку, чтобы оценить количество легионеров, которых ему нужно привлечь для выполнения приказа, быстро прошелся глазами по рядам коек и собирался выйти, но тут его взгляд будто бы наткнулся на стену. На третьей от входа койке сидела молодая девушка, лицо которой он бы узнал из тысячи, так как оно и так было всегда перед глазами, стоило только посильнее сомкнуть их. Младшая дочь старосты его родной деревни — Мари, которою он втайне от всех безумно любил, в несчастный для себя час упросила отца взять её на ярмарку в город.
Год 6057 от в. г., баронство Доро, город Доро.
— Эй ты, босяк! Быстро сюда! А ну стой! Куда?! — Юркая фигурка, наряженная в залатанную пыльную одёжку даже не повернула голову, сразу дав стрекоча вдоль улицы. Но Борк по кличке Хлыст, глава над всеми городскими нищими и поберушками, сам когда-то бегал по этим извилистым улочкам, и уйти от него здесь, где ему знаком каждый камень, было очень сложно. Все, просящие подаяние, обязаны были платить часть «доходов» шайке Борка за «защиту», и он очень любил самостоятельно «обламывать» тех, кто решал, что защита ему не нужна. Борк выскочил на перекресток и огляделся. Мелкий засранец, только неделю назад впервые появившийся в поле его зрения, но уже неплохо «зарабатывающий» за счет симпатичной мордашки и больших печальных зеленых глаз, куда-то скрылся. Борк огляделся и хищно оскалился, поганец мог уйти только по узкому лазу, и, видимо, не знал, что он заканчивается тупиком, куда окружающие жильцы сносят мусор. С трудом протиснувший свои массивные телеса между домами, Борк наконец-то увидел свою цель. Малец затравленно осматривался, пытаясь найти выход, которого не было.
— Что, босяк, добегался? Заставил ты меня поднапрячься, а я этого не люблю. Подошел бы сразу — отделался бы парой затрещин, ну а теперь ты узнаешь, почему старину Борка прозвали Хлыстом. Хр. Хар. Хр. — Издал он горловое хрюканье, заменяющее ему смех.
Мальчишка попятился в страхе, пытаясь втиснуться в смыкающуюся щель между домами, но, к сожалению, протиснуться в нее могла разве что рука и то с трудом. А Борк продолжал наслаждаться страхом, испытываемым его жертвой.
— Зря ты, малец, в нищие-то подался. Поговорил бы со стариной Борком, он бы тебе что поинтереснее посоветовал. С такой мордашкой я бы нашел, куда тебя пристроить. Сам-то я не по этой части, но есть у меня знакомые, есть. Как сыр в масле бы катался. — Распинающийся бандит не заметил, как от его слов страх в глазах мальчика сменился яростью загнанной в угол крысы. Он до скрипа стиснул зубы, понимая, что не сможет даже как следует пихнуть врага, и эта бессильная ярость будто бы прорвала невидимую пленку и хлынула наружу.