Сто с лишним лет назад, когда Россия пробуждалась ото сна, когда раскрепощение и образование народа стало знаменем революционной демократии, впервые, подобно набату, прозвучал и страстный голос основоположника русской педагогики Константина Дмитриевича Ушинского:
Теперь именно настает время, когда России всего более нужны школы, хорошо устроенные, и учителя, хорошо подготовленные,— и много, много школ нам нужно! Иначе и свобода крестьян, и открытое судопроизводство не принесут всей той пользы, какую могли бы принести эти истинные великие шаги вперед.
— Правительство обязано прислушиваться к голосу лучших людей, к голосу народа...
— Если же мы до сих пор, готовя технологов, агрономов, инженеров, архитекторов, медиков, камералистов, филологов, математиков, не готовили воспитателей, то не должны удивляться, что дело воспитания идет плохо и что нравственное состояние современного общества далеко не соответствует его великолепным биржам, дорогам, фабрикам, его науке, торговле и промышленности... Педагогов численно нужно не менее, а даже еще более, чем медиков, и, если медикам мы вверяем наше здоровье, то воспитателям вверяем нравственность и ум детей наших, а вместе с тем и будущность нашего отечества.
Считая воспитание величайшим из искусств, К. Д. Ушинский, начиная со своей первой блестящей работы «О пользе педагогической литературы» и кончая самым значительным, незавершенным произведением «Педагогическая антропология», утверждал неразрывную связь науки и искусства воспитывать.
«...Во всех областях воспитания,— писал он,— мы стоим только при начале великого искусства, тогда как факты науки указывают на возможность для него самой блестящей будущности, и можно надеяться, что человечество устанет гнаться за внешними удобствами жизни и пойдет создавать гораздо прочнейшие удобства в самом человеке...»
Он убежден в том, что человечество, и прежде всего его страна, уже стоит в преддверии храма педагогического искусства и надо приложить усилия, чтобы войти наконец-то в сам храм. Он понимает, что это вхождение есть закон жизни, условие прогресса; и оно должно быть совершено по велению высшего судьи — совести каждого гражданина, обязанного помочь своему народу, содействовать его пробуждению от летаргического сна средствами образования, культуры, воспитания.
Приготовлять умы, рассеивать идеи. Вот наше назначение... Отбросим эгоизм, будем действовать для потомства... укажем разумную цель, откроем средства, расшевелим энергию—дела появятся сами — вот заветная мечта, с которой сжился молодой педагог почти с юношеских лет.
Вот почему принцип народности становится ведущим в его теоретических работах и в практической деятельности. Вот почему его идеи высоко оценены революционером-демократом Н. А. Добролюбовым, а позднее Н. К. Крупской и М. И. Калининым.
Да, он был прежде всего патриотом своей Родины, а затем уже педагогом.
Он был прежде всего демократом по убеждениям, а затем уже теоретиком.
Он был прежде всего кристально честным человеком, а затем уже методистом-воспитателем.
Когда соприкасаешься с личностью Ушинского, невольно приходит на ум определение, данное Белинскому, — неистовый.
Представьте себе молодого человека, худощавого, выше среднего роста, крайне нервного. Лицо резко выделяется своей бледностью в строгой раме черных, как смоль, волос, тонкие бескровные губы и проницательный взор, который, кажется, видит человека насквозь. Каждое движение подчеркивает сильный характер и упорную волю. «Мне кажется,— вспоминает о нем ученица,— если бы знаменитый художник В. М. Васнецов увидел Ушинского, он написал бы с него для какого-нибудь собора тип вдохновенного пророка-фанатика, глаза которого во время проповеди мечут искры, а лицо становится необыкновенно строгим и суровым. Тот, кто видел Ушинского хотя раз, навсегда запоминал лицо этого человека, резко выделявшегося из толпы даже своей внешностью».
Прибавьте к этой характеристике еще и высокие его помыслы—все для России, все для любимой Родины; его открытую непримиримость к косности, к казенной официальной пауке, к гнусностям самодержавия; высокую образованность — и тогда станет понятным его тернистый жизненный путь в условиях мрачной реакции того времени.
В 22 года исполняет обязанности профессора кафедры энциклопедии, законоведения и финансов в Демидовском юридическом лицее в Ярославле. В лекциях развивает демократические идеи, произносит страстные речи с критикой существующих порядков и состояния преподававшихся в лицее наук. Его действия осуждаются реакционно настроенным Министерством народного образования.
