Стоят прекрасные весенние дни 1656 года. Москва в большом движении: колымаги, рыдваны, кибитки, возы, верховые и пешеходы движутся уже несколько дней на новгородскую дорогу. У всех запасы провизии. Проезжают по той же дороге и гости (купцы) с обозами разного съестного и пития. Туда же направляются и множество духовных особ: белого и черного духовенства – кто в чем.
Вот и сам царь со всем двором, окруженный огромной свитой и рейтарами, выезжает туда же.
По всей дороге, как видно, ожидали такое всеобщее движение: повсюду вновь возникшие трактиры, заезды, распродажа съестного и пития.
Едет этой дорогой и царь Алексей Михайлович и на пятидесятой версте от Москвы сворачивает в сторону и видит, неожиданно, над рекой Истрой, на горе, обширный стан.
– Это Новый Иерусалим! – восклицает он набожно и выходит из своего экипажа. – Нас, – продолжает он, – встретит, верно, святейший патриарх.
Все спешиваются, окружают царя и движутся вперед.
У подножия горы встречает царя патриарх Никон, окруженный сонмом духовенства, хоругвями и иконами, а впереди его несут Животворящий Крест.
И царь, и двор, и народ – все падают ниц, патриарх благословляет всех и целуется с царем.
– Великий государь, – говорит он, – да будет приход твой на это место, где сподобил меня Господь Бог воздвигнуть обитель и храм Воскресения, великим знамением, что цари российские вовеки будут посещать сей храм. Чтобы благодать Царя царствующих на них снизошла и спасала от врагов… Я и все российское духовенство приветствуем и благословляем тебя. Теперь грядем на место, где предположено сооружение храма и обители: помолимся Господу сил, освятим это место и назовем его «Новый Иерусалим»…
С этими словами Никон двинулся вперед с Животворящим Крестом, а за ним царь и народ, и все запели единогласно: «Тебе Бога хвалим»…
Местность была восхитительная: волнистая и в рощах, а у подошвы река Истра живописно извивалась. Приехавшие москвичи расположились по горе шатрами, и посреди их высились шатры – царский и патриарший. Трапеза готовилась и для царя и для народа.
Отслужил Никон молебен на реке, освятил воду, и потом набрали ее в ковши, и патриарх пошел окроплять все места, где предполагались сооружения.
На том же месте, где предположено было заложить храм Воскресения, были уже выкопаны рвы и приготовлены камни и монеты.
Здесь Никон остановился, и начался вновь молебен и водосвятие, после чего царь положил в ров первый камень и монету; то же самое сделал и Никон.
Все духовенство и народ запели: «Тебе Бога хвалим», а потом «Спаси, Господи, люди Твоя».
По окончании этого обряда царь и бояре приложились ко кресту, и тогда патриарх, скинув облачение, повел их к обеденному столу.
За обедом царь обратился к Никону:
– Великий государь, святейший отец и богомолец наш! поведай и нам: почему ты нарек место сие «Новым Иерусалимом»?
– Великому и благоверному государю моему и предстоящим боярам, окольничим и думным дворянам небезведомо, что церковь восточная и святой Иерусалим в полону у султана… Патриархи восточные: Антиохийский, Александрийский, Иерусалимский и Царьградский в полону турском. Не может быть по этой причине и церковной свободы паломникам нашим; ходящим ко Гробу Господню чинят там всякие неправды. Вдохновил меня Святой Дух соорудить на сем месте храм Воскресения по образу и по подобию храма Иерусалимского. Да имеют благочестивые и верующие место безопасного поклонения; а святая Восточная церковь со своими блаженными патриархами да имеет убежище и приют на случай турского гонения.
Помолчав немного, он продолжал:
– Латинство тем и сильно, что папа в Риме независим и един на Западе; а наша Греко-Восточная церковь тем и слаба, что она разрознена на многие патриаршества. Молю Господа сил, да соединит Он, в грядущем, всю Восточную церковь в сем Новом Иерусалиме. Без этого не может быть единения и всех славянских народов, указанных преподобным Нестором. Мы с тобой, великий государь, положили первый камень этому единению: к нам присоединена Малая Русь, и под высокую твою руку скоро станет и Белая. С подчинением моему патриаршеству киевской митрополии присоединяется и епископство галицийское, и тебе, мой великий государь, придется его присоединить к своему царству. Но стонут еще под игом турок и немцев иные православные народы: болгаре, сербы, словенцы, моравы, герцеговинцы, босняки, черногорцы… Все они пишут и молят, чтобы ты взял их под свою высокую руку… Тогда и место сие, как пребывание их патриарха, сделается для них Новым Иерусалимом. Вот почему я и нарек сие место этим именем.
Речь эта произвела на царя благоприятное впечатление: он понял политический смысл нового храма, но боярам она не понравилась:
– Вишь, куда залетает, – зашептались они меж собою. – Хочет сделаться всемирным и новым папою… Восточные патриаршества учреждены Вселенским собором, а он, как папа, хочет быть одним… это – латинство… еретичество… Еще и Белая-то Русь не наша… да и Малая может улыбнуться, а он метнул уж в Галицию, да и немцев, и турского султана полонил… Блажной, а не блаженный…
Окончился обед, и патриарх повел царя и всю его свиту на место сооружения и показывал, как и что где будет.
