Перед отправкой на фронт мы обучали новобранца военному делу. С самого утра и до поздней ночи на плацу только и было слышно: «— Раз, два, три! Сомкнув ряды! Коли!»
Я иду по казарме. Ребята у меня бравые, хотя и разные по возрасту, по характеру. Под большим вязом проводит занятие со своим взводом младший лейтенант Петренко. Смуглолицый, с темными застенчивыми глазами, он скорее похож на азиата, чем на русского. Шинель на узких плечах сидит чуточку угловато, и сам он чем-то здорово смахивает на мальчишку. Может быть поэтому он держит себя с солдатами подчеркнуто строго особенно с молодыми. Увидев меня, Петренко — командует.
— Взвод, смирно! — и, путаясь в шинели спешит ко мне отдать рапорт.
Я принимаю рапорт, и вот уже Петренко со своим взводом приступает к непосредственному выполнению боевого задания. Необходимо взять высоту «Н».
— Вперед! — Его ребята в едином порыве устремляются на высоту. Солдаты падают. Колют штыками «противника», стреляют холостыми патронами.
«Бой» за высоту все разгорается. Солдаты схватилились друг с другом, катаются по земле, душат, режут воображаемого противника. Мимо меня, несмотря на тяжесть пулемета, легко и быстро пробежал рослый, широкоплечий солдат. Старый знакомый! Это Еремеев. Я с восхищением провожаю взглядом его ладно скроенную фигуру. Этот не подведет!
Вот уже месяц, как мы на передовой.
Фронт все еще казался чем-то нереальным. Но после первых же ожесточенных схваток с врагом, после первых жутких бомбежек фашистов, первых убитых друзей, война вросла в сознание как суровая жизненная необходимость. Как месть. Новобранцы дрались так же отчаянно, как и старые, видавшие виды, солдаты.
Смолкла перестрелка. Тишина часами дрожала в воздухе. Но тишина была обманчивой и коварной, каждую секунду враг мог обрушить на нас ураганный огонь.
На нашем участке фронта гитлеровцы подтягивали силы. Мы готовились к бою. По сведениям разведки и показаниям «языков», уже дважды менялись, откладывались сроки генерального вражеского наступления. В чем дело? Почему враг задерживается?
Был предрассветный час. Я проснулся от оглушительного грохота. Выбежал из блиндажа и на секунду, ослепленный, зажмурил глаза. Адское пламя. Ухают дальнобойки. Свист мин, вой снарядов, взрывы бомб. Казалось, земля не выдержит подобного артобстрела и расколется пополам. После двухчасовой, методичной, убийственной артподготовки гитлеровские головорезы пошли в наступление.
Мы окопались на высоте. Все ближе и ближе фашисты.
— Огонь! — скомандовал я. И врага захлестнул свинцовый ливень. Но гитлеровцы озверели. Все подступы к высоте завалены трупами. Десять раз враг бросался на штурм и, оставляя горы трупов, откатывался назад.
«Ни шагу назад! Не сдавать высоты!»— таков был приказ командования, и мы держались.
Пулеметы и автоматы строчили без передышки. Стволы накалились до предела. А фашисты все шли и шли, и казалось, не будет конца. Один за другим выбывали из строя, гибли наши товарищи, а гитлеровцы вырастали, как грибы после дождя. Кончались боеприпасы. Связь прервана. Ни один из связных, посланных мной за подкреплением, не вернулся. Надо было что-то предпринять.
Кого послать за помощью? Я вновь и вновь осматриваю наши поредевшие ряды. Совсем рядом, из-за камня, чуточку приподнимается знакомая, ладно скроенная фигура солдата.
— Еремеев!
— Я!
— Быстро в третий взвод, за помощью. Чтобы через двадцать минут быть здесь. Будь осторожен. Все рвы и траншеи под наблюдением врага.
— Есть!
* * *
Как говорил Ходжа Насреддин; «Ушел невидимкой под покровом дождя». Задача Еремеева была почти невыполнимая: под смертельным навесным огнем добраться до своих. «Ползком, только ползком», — стучали в мольбе наши сердца. Они боялись вместе с ним, ползущим в темноте под сплошным огнем через вражеские траншеи и заграждения. Всюду поджидает смерть! И только один союзник у солдата — его сноровка, смелость, счастливая звезда! Где он сейчас, наш Еремеев! Вернется ли?
* * *
Кровопролитный бой становился все ожесточеннее. Гитлеровцы, стремясь во что бы то ни стало взять высоту, вводили в бой все новые и новые силы.
>Кирилл Еремеев.
Нас осталось совсем мало. Вот на наших глазах погибли еще два защитника и слева совсем замолчали наши автоматы.
Фашисты пошли во весь рост, и я в последний раз окинул взглядом искалеченную высоту, своих товарищей. На мгновение смолкли наши автоматы, и мы обменялись прощальными взглядами.
Нас всего семеро! Но мы будем биться до последнего вздоха, и пока жив хоть один из нас — высота будет нашей! Фашисты идут сомкнутыми рядами. Все ближе и ближе.
Как жаль, что наши не подоспели…
— Огонь!
Темноту прорезала зеленая ракета, и в ее ярком неровном свете мы увидели серые от страха лица гитлеровцев.
— Наши, честное слово, наши!
От мощного «ура!!!» колыхнулся воздух.
Третий взвод! Еремеев!
В панике побежали гитлеровцы.
Высота осталась за нами!
* * *
Наш батальон долгое время вел борьбу во вражеском тылу. В партизанской войне в наших рядах был и Еремеев. Он не раз показывал свою воинскую доблесть. В трудные дни партизанской жизни он был умелым, отважным разведчиком. О его партизанских подвигах надо написать рассказ, ибо тысячи, сотни тысяч таких, как солдат Еремеев, ковали нашу победу в Великой Отечественной войне.