Папин дневник, или От и до

В возрасте шести или семи лет, научившись читать, я добрался до книг. Не могу сказать, что в том доме, где прошло мое детство, книги имелись в изобилии, но кое-что шелестящее там присутствовало. И не только те книжки, которые как раз и предназначались мне в силу моего малолетства, но и кое-что иное. Принесенное из сельской библиотеки, спасенное из заводоуправления (где тоже имелась библиотека) при пожаре, забытое приезжавшими на лето родственниками или копившееся благодаря многочисленным подпискам. Конечно же, большая часть этой литературы никакого интереса, с моей тогдашней точки зрения, представлять не могла. Вот что, к примеру, можно было вычитать из журнала «Семья и школа», кроме скороговорок и крохотного раздела «говорят дети» или «устами ребенка», не помню уж как он назывался точно? Или из толстых закопченных от пожара томов многочисленных революционных бытописаний? Ничего. Но кроме этих книг имелись и другие. Правда, некоторые из них дочитывались ровно до какого-нибудь страшного места, после чего с опаской отодвигались на месяцы, а то и на годы. К примеру, книжка Александра Линевского «Листы каменной книги» была с ужасом отодвинута после строк – «Он яростно отдирал зубами волокна затвердевшего мяса, осматриваясь по сторонам, и вдруг попятился к выходу. Из полутьмы на него смотрело непонятное страшное чудовище». А книжка Эмилии Бронте «Грозовой перевал» – после строк – «…выдавив кулаком стекло, высунул руку, чтобы схватить нахальную ветвь; вместо нее мои пальцы сжались на пальчиках маленькой, холодной, как лед, руки! Неистовый ужас кошмара нахлынул на меня; я пытался вытащить руку обратно, но пальчики вцепились в нее». А некоторые не открывались вовсе, как, скажите, можно было открыть книжку Артура Конан Дойла «Собака баскервилей», прослушав до определенного места радиопостановку по ней на радио «Маяк»? Совершенно точно – никак. Но были ведь и другие книги. К примеру – «Таинственный остров» Жюля Верна. Вот уж что переменило если не самого меня, то все, что наполняло мою душу. Книжка перечитывалась несколько раз, картинки из нее – перерисовывались на папиросную бумагу, чтобы потом быть переведенными в детский альбом. А каждая победа героев книги над придуманными автором обстоятельствами, вызывала взрыв восторга. И вот как раз с этой книгой был связан один веселый казус, который, может быть, подвиг меня в том числе и на ведение данного дневника. В самом начале повествования, когда герои оказываются на пустынном островке, они лакомятся (насыщаются) устрицами, замечая при этом, что пища-то весьма «скудна». Прилагательное «скудный» до тех пор мне не попадалось ни в книгах, ни в жизни, хотя семья моя жила небогато, как и все или почти все семьи того времени и той страны. Но, тем не менее, о скудности чего-либо никто не заикался, или подбирал для этого состояния какие-то другие эпитеты. Так или иначе, но в моей детской голове соединились два слова – устрицы, как что-то изысканное и неведомое, и скудное – как характеристика именно изысканного, неведомого лакомства. Вот с этим знанием я и уселся за вечерний стол, за которым оказался я сам, моя мама, моя бабушка, моя тетя и два моих двоюродных брата, а может быть, и еще кто-то, я уже не помню. И вот, набив живот простой, но сытной едой – (вареная картошка, квашеная капуста, соленые огурцы и соленые грибы на столе присутствовали по определению) – я, а если быть точнее, малолетний румяный карапуз в моем лице, откинулся на спинку стула, погладил, простите, тугое пузо и громко провозгласил:

– Да! Скудный ужин!

Реакция присутствующих не заставила себя ждать. Сначала лица у взрослых вытянулись, затем брови их сдвинулись, и, наконец, раздался дружный смех. Что происходило дальше, я опять таки запамятовал, но уж во всяком случае, досаду я испытал непременно, хотя теперь вспоминаю этот эпизод с несомненной нежностью.

Так случилось, что тот румяный карапуз, несмотря на изрядное количество глупостей в его голове и его жизни, вырос и превратился в меня сегодняшнего. Более того, он трижды становился папой, в коем состоянии и пребывает по сей день. Но даже вспоминая то давнее происшествие, догадался, смог, заставил себя записывать происходящее с его собственными детьми только тогда, когда два сына уже подросли и на свет появилась дочка. И вот, в надежде, что мои записи заинтересуют вас, доставят вам минуты радости, а, может быть, и заставят вас самих записывать удивительные фразы, которые вылетают из уст ваших детей, я и привожу в порядок все, что мне удалось запечатлеть, начиная с 2003 года по 2014 год, все, что удалось вспомнить, все, что вызвало радость и было причиной ощущения счастья. В этом году моей дочери будет тринадцать лет. Она еще ребенок, но рассуждает уже как взрослый человек, поэтому оставим ее нынешние словечки для других воспоминаний. А пока что – краткие истории в диалогах и записях, действующими лицами которых были папа, мама, бабушки и дедушки, няня дочери и какие-то совершенно случайные люди, а, главное, – дочь Сашенька – 2001 года рождения, сын Женик – 1996 года рождения и сын Антон – 1984 года рождения.