Прямо с вокзала Алексей позвонил в министерство. Он не был уверен, что застанет кого-нибудь: Москва только начинала свой день.
Но Каржавин уже был в кабинете.
— Где сейчас — на Курском, на Павелецком? — приветливо расспрашивал он. — Отдыхать после дороги не собираетесь? Тогда приезжайте.
— Быстро добрались, товарищ Заярный, — сказал Каржавин, тиская руку Алексея. — Значит, знаете Москву?
Не выпуская руки Алексея из своей, он приоткрыл массивную, обитую коричневым дерматином дверь и окликнул секретаршу:
— Лидия Павловна, я запрусь. И меня нет. На часок. Скажете — уехал. А нам чайку пусть принесут...
Этот собранный, живой человек — в каждом слове и жесте энергия — понравился Алексею.
— Недоумевали, наверное, зачем вызвал я вас? — спросил Каржавин. — Здесь пришлось все одно к одному — письмо ваше получил, совещание у нас должно состояться по машинам. Министр приказал просмотреть, что испытывается.
Девушка внесла чайный прибор, быстро расставила его на круглом столе.
— Первый раз от изобретателя получаю такое письмо, — обратился к Алексею Каржавин. — Сам себя, как говорят, раздел.
— Что же скрывать, если не получается.
— Мы собирались к вам на «Капитальную» комиссию посылать — машину принимать. И вдруг — письмо: стоп. Другие сами настаивают — давай скорей принимай. Обвиняют в бюрократизме. Жалобы пишут. Только успевай объяснения сочинять. А вы наотмашь — не удалось!.. Ну, выкладывайте, что у вас там произошло?.. На чем споткнулась машина.
Алексей стал рассказывать об испытаниях комбайна. Каржавин слушал сосредоточенно, отхлебывая большими глотками чай, изредка задавая вопросы.
«Хорошо знает машину», — удивленно подумал Алексей, когда речь зашла о быстро изнашивающихся клеваках, и вслух добавил:
— Вы, оказывается, каждую деталь изучили?
— В Горловке «академию» проходил. В конструкторском бюро... Там научили уважать детали. У меня наставник был главный конструктор — чех Губка. Вот знал дело! Принесешь ему чертеж, посмотрит, потом молча ткнет в какой-нибудь узел карандашом и перечеркнет. Все, — значит, рассчитан с ошибкой. Доискивайся сам... Ну, давайте документацию. Что у вас есть?.. Небогато, небогато, — улыбнулся Каржавин, взвешивая на ладони поданную Алексеем тощую папку с диаграммами, таблицами, хронокартами.
Быстро просматривая таблицы, Каржавин складывал их стопочкой и прессовал ладонью.
— Скудно, Алексей Прокофьевич. Скудно. И не то, что нужно, — увесисто прихлопнул он всю стопочку после просмотра. — Опыты вели, а наблюдений за ними не организовали. Ну вот, скажем, — поднявшись из-за стола и медленно проходя по ковровой дорожке, говорил Каржавин, — почему в последние дни часто рвался канат под нагрузкой? Кто это объяснит? Какая нагрузка на мотор, когда машина на рабочем ходу?.. Что бы динамометр в лаве установить! Замыслы у нас одни, а природа вносит свои поправки. Нужно было все засечь, каждую поступь машины. Все графически изобразить. Наши киты словам не поверят. И правы: в таких делах на слово верить — себя обманывать. — Каржавин говорил мягко, без жестов. — Ну, с чем будете выступать на комиссии?.. Знаете, что такое машину принять на производство? Десятки миллионов израсходовать да тысячи людей занять. А мы здесь за каждую тысячу ассигнований воюем... Все жидко, — указал он на стопочку бумаг, снова усаживаясь за стол. — Статистическая водица, не убедительно.
Алексей сидел, нахохлясь, растерянно перекладывая синьки, таблицы: «Прав, конечно. Впустую полтора года возился. Никаких следов от испытаний, даже нагрузки мотора не догадался зафиксировать. Вот черт! Крепость углей тоже не выведена».
— Только не закисать, — взглянув на Алексея, добавил Каржавин. — Я ваше письмо показывал министру. Он-то и приказал вызвать вас. Идея скалывания угля верная. А раз так, нужно добиваться, чтобы она на пользу пошла. Вспомните, сколько с врубовкой возились, пока, как говорят, ее в люди вывели. Споров сколько было! А с комбайном «Донбасс»?..
Глухой бой стенных часов прервал его.
— Ого, половина двенадцатого. Совещание у меня в двенадцать. Сегодня доложу министру о вашем приезде. Машину вашу пошлем на экспертизу...
— Так ведь уже была экспертиза, — с настороженностью произнес Алексей.
— Экий вы розовый и пуховый, — засмеялся Каржавин. — Бывает, что серии выпускают, а потом снова все просматривают. Пусть в «Гипромашстрое» вашему комбайну устроят выверку.
— В «Гипромашстрое»? — воскликнул Алексей. — Там за пять лет ни одной работоспособной машины не создали...
— Машин не создали, а лауреатов полно. Авторитеты, — улыбнулся Каржавин. — Так положено: проектный институт должен дать заключение... Сами-то вы уверены, что машину стоит внедрять?
— Я написал вам, что думаю.
— Это все беллетристика. Тут каждое слово нужно расчетом подкрепить. У нас, техников, один язык. Записал формулой то, что думаешь, сумел обосновать — победил. Не сумел — тебя положат на обе лопатки...
Каржавин подошел к письменному столу, стал укладывать в портфель бумаги.
— Сейчас я на совещание отправляюсь, а вы сходите в АХО — там вас жильем обеспечат.
Алексей собрал все привезенные им материалы.
![Русская история. 800 редчайших иллюстраций [без иллюстраций]](/storage/book-covers/27/27312c93cd9fafc79a0e09432be7e2dc4ef3a117.jpg)
