Государство-город Евровест.
Со своими девятьюстами миллионами жителей самая крупная и значительная после Ньювеста и Большого Йорка нация мира. Не девятьсот миллионов один, не восемьсот девяносто девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять, а точно девятьсот миллионов жителей, помещённых в одну область, ограниченную нанолазерной стеной. За четыре века до этого, прежде чем вступил в силу закон о квотировании, здесь располагались такие страны, как Германия, Франция, Люксембург, Бельгия и Голландия, с такими городскими кварталами и центрами, как Большой Париж, Берлин, Новый Франкфурт, Город Фландрия и Вест-Холланд-Дельта.
Сейчас у нас 2443 год. Мир находится во власти квотирования — высокосложной, созданной и контролируемой нанокомпьютерами системы, в которой достигнутые экономические и социальные способности человеческих индивидуумов сопоставляются с текущим курсом валют. Цель квотирования — держать население Земли на точно согласованном уровне. Если в определённый день года, Контрольный день, кривая курса индивидуума опускается ниже текущего курса, этот индивидуум немедленно умерщвляется, спрессовывается в строительный камень и добавляется в кладку Дворца человечества. Здание постоянно расширяется и находится на южной границе Евровеста на уровне Вольного государства Австро-Швейцарии. Стена километровой высоты толщиной в несколько десятков метров закрывает его от взоров людей. Так написано в хрониках государства-города, все жители которого имеют по экземпляру этих хроник, отпечатанному по старинке, на бумаге. При помощи персонального пульта управления каждый может запросить о текущих дополнениях.
На дворе год Водяного Грифа, день Альфа месяца Грутто. Ценком, управляющий Евровестом и контролирующий его, принял решение, что это звучит приемлемее, чем 03-05-2443.
Тёмные тучи ползут над площадью перед министерством квотирования. Крупные дождевые капли косо падают вниз и разбиваются о серые камни мостовой, отдалённо напоминающие мёртвых блестящих рыб. Здесь, в сердце бывшего Парижа, когда-то располагалась площадь Согласия. Античные камни мостовой и историческое строение министерства сохраняют в себе что-то от старомодного шарма, которым некогда, должно быть, обладал этот город.
Дождь разогнал с площади большинство людей, но Лайра знала, что ей нельзя далеко отходить от министерства, не в этот день. Она быстро направилась к зданию. «Жизнь — это деньги», — гласила световая надпись на цифровом фронтоне министерства, но Лайра наполовину прикрыла свои зелёные глаза. «Смерть — это деньги», — подумала она про себя и продолжила свой путь к порталу. Когда она поднималась по длинным ступеням здания, взгляд её снова устремился к фронтону, но теперь там красовался уже другой текст: «Бытие содержит в себе живые кирпичики Евровеста, небытие — мёртвые камни дворца».
— Всё кончится хорошо, — уверял её сегодня утром Хинрик, выделенный ей по договору брачный партнёр, пытаясь таким образом ободрить её. Но Лайра сделала, и правильно сделала, свои собственные вычисления, и по этим цифрам баланс её квоты приобретал однозначно неблагоприятное направление.
— В мой прошлогодний Контрольный день я получила уже второе предупреждение, — ответила она ему.
Хинрик с решительным видом помотал головой, но в глубине его глаз за его всегдашней добротой она прочитала и сомнение, и смутный страх.
— Я заглянул на твоё место, — вдруг добавил он.
В его почти чёрных глазах вспыхнул странный огонь. Хинрик работал нанотехнологом в министерстве квотирования и отвечал за безотказность функционирования кресел. Работа его отдела по вполне понятным причинам подвергалась строгому контролю. Настолько строгому, что последняя неполадка была отмечена семьдесят лет назад.
Хинрик быстро прошептал:
— Удачи тебе, милая, — и коротко поцеловал её в губы.
Лайра ещё долго после этого раздумывала над его странным замечанием. Она мысленно представляла себе, как он сквозь античные стёкла своих очков разглядывает её сиденье для квотирования. Что он хотел этим сказать? Неужто он знал, что на сей раз она с высокой степенью вероятности умрёт на этом сиденье? Неужели ему уже ясно, что в мгновение бытия или небытия расклад окажется не в её пользу?
Лайра вошла в здание и приложила большой палец к пластинке идентификатора, который, помимо отпечатка, одновременно проверял и её ДНК.
— Ана Лайра Жермина фон Фукс, семь тысяч девятьсот пятнадцать дней, три часа, двенадцать минут и шестнадцать секунд, — сказал комп. — Бокс восемь-три-три, сиденье квотирования три-восемь-шесть-пять-пять-три-два-четыре.
Лайра встала на транспортировочную ленту, которая доставила её к закреплённому за ней месту. С неотвратимым, ленивым равнодушием она была отправлена навстречу своей участи. И ей вдруг показалось, что дальнейший путь в её неизвестное будущее поведёт вниз, в бездонную пропасть.
Её бокс на арене квотирования уже на три четверти был заполнен. Колесо квотирования вертелось без остановки, как оно делало это и в любое другое время дня и ночи. До её бокса восемь-три-три очередь должна была дойти только через полчаса. Лайра обратила внимание, что в окружающих её людях не было заметно никакого напряжения. Ежегодный Контрольный день был для них, казалось, второстепенным делом, чем-то вроде необходимой неприятности регулярного посещения зубного врача. В их мимике и жестах выражалась уверенность в том, что жизнь имеет прочное будущее. Лайра отвела свои чёрные локоны со вспотевшего лба и оглядела своих попутчиков. Все её мускулы были натянуты как струны, она чувствовала, как на неё накатывают невидимые волны тяжёлой головной боли.
