Ветер с юга приносит черные хлопья сажи и отвратительный трупный запах.
Я еще не сошел с ума. Я стою на крае скалы, оглядывая дымящуюся долину, стою и думаю: сколько ужасных катаклизмов происходило за миллионы лет на нашей планете и возле ее окрестностей? Сколько? Конечно, очень много. Чтобы пересчитать их не хватит пальцев моих рук и ног. Даже если добавить к ним груды тех, отрубленных, что я видел вчера на окраине города, все равно не хватит.
Знаете, бывают катастрофы, которые ожидаемы и как-то объяснимы; в которых будто есть своеобразная логика и какой-то высший закон. Только иногда случается такое, что предположить никак нельзя. Такое, что нельзя понять разумом; нельзя измерить, оценить, и самое странное, что эти чудовищные катастрофы – сами есть производная разума.
Началось все с эксперимента по передаче глобальных энергоинформационных структур или, как еще называли, трансформации планетарной ЭИС.[1] В этом недешевом проекте слишком были заинтересованы американцы, Китай и лукавый Евросоюз. А мы, русские со своей лопоухой простотой финансировали его основную часть, осуществляли техническую поддержку.
Проект был сложен из-за множества разносортных деталей, но в то же время суть его казалась кругла, словно колобок – понятна даже непосвященным. Четыре спутника, заброшенные на геостационарные орбиты, должны были синхронно родить лептонную волну. Эта волна понесет копию ЭИС Земли, словно рентгеновский снимок, к массивной линзе – Солнцу. За ним сфокусируется в плотное ЭИ образование, которое примет реципиент[2] – американская станция «Гера», находившаяся строго напротив Земли по ту сторону нашего знойного светила. Видите – все просто. Если не считать двух триллионов рублей затрат и шести лет подготовки к этой логической простоте, за которой кто-то обещал невиданный прорыв в области энергоинформационных технологий и почти библейский Эдем на земле. Однако я теперь знаю, что мы были глупы. Что «Гера» работала не только на благо планетарной науки, но и на Пентагон, и на европейскую Е-77,[3] и черт его знает еще на кого. Все это я знаю, только не могу понять, почему мы, русские, становимся все более наивны. И почему лишь в последний момент находится кто-то умный, будто протрезвевший от крепкой пощечины, находится и лихорадочно пытается исправить то, чего вполне могло не быть.
Шестого сентября меня вызвал заместитель начальника АФБ.[4] Утром я был в его кабинете, небритый, чуть помятый, тщательно скрывавший недовольство за опухшими веками. Чирковский указал мне на кресло и, прежде чем начать объяснять суть вопроса, закурил.
– Знаешь, Глеб Станиславович, а у нас сегодня лифт сломался. Да… застрял между этажей, – он улыбнулся, пуская синеватый дым. – И я в этой переделке побывал. На рабочее место опоздал ровно на семнадцать минут.
Я терпеть не мог его манеру начинать разговор с какой-нибудь ерунды, и в этот раз, вместо того чтобы промолчать, подыграл:
– А у моей соседки дочка в институт все-таки поступила. Или тебе это тоже не интересно?
– Ладно, не буду томить, – Чирковский стряхнул столбик пепла и стал серьезным. – Про объединенный эксперимент с ЭИС ты, кажется, знаешь достаточно. Намечен он на двадцатое ноября. Вот и полетишь со своей группой на орбиту. Для вас специально «Витязь» готовят.
– Борис Михайлович, то, что я знаю… ЭИС и подобная ересь вне компетенции моей группы, – попытался возразить я.
– Теперь в твоей, Глеб. Я сам смутно понимаю тонкости этого проекта, тем более его научную сторону, – он приглушил раздражавший сигнал коммуникатора. – Позавчера по приглашению к нам пожаловал господин Прокопенко и честно признал, что сам Господь не ведает, какие массивы информации попадут на «Геру». По их расчетам энергоинформационный фокус при указанных условиях эксперимента не может дать достаточно подробной картины, но и гарантии в ее размытости никакой нет.
– Иначе говоря, может стать так, реципиент примет очень подробную картинку. Ведь неспроста IBM старалась над компьютером для «Геры». Емкость только внешнего его контура памяти три миллиона терабайт, – я скривился от горького сигаретного дыма, тянувшегося мимо меня к окну.
– Верно, Глеб. И вполне возможно, что картинка ИЭС Земли окажется столь подробна, что будет вполне различимо происходящее в твоей голове и моей. Твоя, моя голова – это ладно. Не велика ценность, видишь ли. А есть еще другие головы. Например, те, – он кивнул на видневшиеся за стеклом голубые башни Дома Правительства.
– Не прибедняйтесь, Борис Михайлович. Вообще, мне этот проект кажется все более похожим на одну, очень глобальную глупость. Это вряд ли не лучше, чем разом рассекретить все наши исследования и технологии.
– Может быть, но не нам здесь решать. Ведь проект могли реализовать и без участия России, что было бы многим хуже. Видишь, не только ты умный, – Чирковский небрежно затушил сигарету и поднял изогнутый палец к потолку. – Все решено на самых верхах. Наше дело тихо обеспечить безопасность, сделать так, чтобы скрытая информация государственной важности не попала в чужие руки. На «Гере» по протоколу все данные будут запакетированы. Наблюдать за соблюдением договоренностей направлен наш человек – Игорь Алексеевич Савичев. Вернее, не совсем наш – с НИИ энергоинформационного обмена. Если все по договоренности, по протоколу пойдет, то Бог с ним. Однако есть опасения, что «Гера» может скинуть часть пакетов данных на один из спутников. Чтобы этого не случилось, ты и отправишься на «Витязе» со своей группой. К двадцатому ноября ваш корабль как раз выйдет на исходную. Если от Савичева не поступит сигнал, значит все штатно, и вы просто часть команды технического обеспечения. А если нет, то твои полномочия вплоть до захвата, даже уничтожения «Геры».
