Когда, наконец, я был извлечен из гипса, и врачи, к их удовольствию, вытащили меня с того света, и нянечки со всеми предосторожностями заставляли меня двигать конечностями, а меня тошнило от того, что они сюсюкали со мной, как с младенцем, Маркус Кент заявил, что мне следует отправиться пожить в деревню.
- Хороший воздух, покой, отдых - вот что вам необходимо. За вами присмотрит ваша сестра. Ешьте, спите, и ведите растительную жизнь, насколько это возможно.
Я не спросил его, смогу ли снова летать. Есть вопросы, которые не задаешь, потому что боишься услышать ответ. Точно так же в продолжение последних пяти месяцев я ни разу не спрашивал, суждено ли мне пролежать на спине всю оставшуюся жизнь. Я боялся притворных утешений сестры: «Подумать только, какие вы задаете вопросы! Мы не позволяем своим пациентам так говорить».
Итак, я не спрашивал, и все было хорошо. Я не превратился в беспомощного калеку. Я мог двигать ногами, стоять на них, делать несколько шагов, и если я чувствовал себя, как ребенок, который учится ходить на согнутых коленях и ватных ступнях, что ж, это было только от слабости и с непривычки. Это должно было пройти.
Маркус Кент, который был настоящим врачом, ответил на мой не заданный вопрос.
- Вы выздоровеете полностью, - сказал он. - До последнего четверга, когда произошел решающий перелом, у нас не было такой уверенности, но теперь я могу это сказать совершенно авторитетно. Но это потребует долгих усилий. Долгих и, я бы сказал, тяжких. Когда речь идет о лечении нервной системы или мускулов, мозг должен помочь телу. Любая поспешность, любое волнение могут отбросить вас назад и вернуть в больницу. Вы должны жить медленно и легко, в темпе легато. В укреплении нуждается не только ваше тело, ваша нервная система ослаблена необходимостью держать вас в течение долгого времени на наркотиках. Вот почему я говорю: поезжайте в деревню, снимите там дом, займитесь местной политикой, местными скандалами, деревенскими сплетнями. Проявляйте настойчивый и пристрастный интерес к вашим соседям. А главное - поезжайте в ту часть света, где нет разбросанных поблизости друзей.
Я кивнул.
- Я уж подумал об этом, - сказал я.
В самом деле, нет ничего более невыносимого, чем компания близких друзей, полных сочувствия и при этом занятых собственными делами. «Но, Джерри, ты выглядишь великолепно, не так ли? Абсолютно потрясающе. Дружище, я должен тебе сказать…» Нет, это не для меня. Собаки мудры. Они забиваются в дальний угол и зализывают раны, не вы ходя на свет до тех пор, пока у них все не заживет.
Так случилось, что я и Джоанна, изучив восторженные панегирики агентов по недвижимости со всех концов Англии, выбрали Литтл Фэз в Лимстоке как один из возможных для знакомства пунктах, и главным образом потому, что мы ни когда не были в Лимстоке и никого не знали в его окрестностях.
Но когда Джоанна увидела Литтл Фэз, она сразу решила, что это именно тот дом, который нам нужен. Он был расположен в полумиле от Лимстока, на дороге, ведущей в торфяные поля. Это был низкий одноэтажный белый домик с наклонной верандой в викторианском стиле, выкрашенной в бледно-зеленый цвет. С нее открывался прекрасный вид на покатое, заросшее вереском поле, а с левой стороны виднелась колокольня церкви в Лимстоке. Он принадлежал семейству старых дев, двух мисс Бартон, из которых в живых осталась лишь одна, младшая, мисс Эмили.
Мисс Эмили оказалась очаровательной миниатюрной пожилой дамой, которая удивительно соответствовала собственному дому. Как будто с легким извинением, она объяснила Джоанне, что раньше она никогда не сдавала свой дом, даже об этом не думала, «но, видите ли, дорогая, все сейчас изменилось, налоги, конечно, а потом мои акции, которые казались мне столь надежными, даже сам банк давал за них поручительство, теперь ничего не стоят, в особенности иностранные. И это все так усложняет. Конечно, любому не по душе идея (и вы меня, разумеется, поймете, дорогая, вы мне кажетесь такой доброй) сдать свой дом незнакомым людям, но что-то же нужно делать. Но, увидев вас, я буду теперь счастлива знать, что здесь живете вы. Он очень подойдет для молодой девушки. Должна признаться вам, что я содрогалась от одной мысли, что здесь будут жить мужчины!
Джоанна вынуждена была уточнить этот пункт, изложив информацию обо мне.
Мисс Эмили хорошо владела собой.
- Ах, боже мой, Я понимаю. Какое горе! Катастрофа в полете? Эти молодые люди так отважны. Значит, ваш брат практически останется инвалидом?
Эта мысль, казалось, утешила добрую старушку. По всей видимости, я не смогу проявлять той неукротимой мужской энергии, которая пугала Эмили Бартон. Она робко спросила, курю ли я.
- Как паровоз, - сказала Джоанна, - Кстати, уточнила она, - точно так же, как и я.
- Да, да, это глупо с моей стороны. Боюсь, знаете ли, что я не иду в ногу со временем. Мои сестры были намного старше меня, а моя дорогая матушка прожила до девяноста лет, представляете, и была совершенно особенной. Да, да, теперь все курят. Дело только в том, что в доме нет пепельниц.
