Глава 1
Вывезен в Германию
Тысячи раз, когда меня спрашивали: «Что заставило тебя вернуться в Германию?» — тысячи раз я отвечал: «Я не возвращался, я родился в Канаде, а в Германии никогда не был».
В марте 1939 года, за два месяца до четырнадцатого дня рождения, меня выдернули из публичной школы Саддеби на Фредерик-стрит в Китченере, штат Онтарио, и вместе с братом Оскаром, на полтора года младше меня, посадили на поезд до Нью-Йорка. Там мы впятером сели на скоростной лайнер «Европа», ходивший до германского Бремерхафена.
В Китченере, готовя себя и брата к дороге, все, о чем я мог позаботиться, — торопливо и тихо собрать наши канадские паспорта и бесплатные билеты. Этот морок прошел, оставив нас без объяснения, почему нужно было уезжать из Канады — или, собственно говоря, почему мы должны молчать о своем неминуемом исходе. Мне часто хотелось понять, почему почти 70 лет назад меня и Оскара тайком отправили в Германию.
Мой отец, теплотехник рубашечной фабрики Форсайта в Китченере, часто читал немецкие иллюстрированные журналы. Об этом я знал. Он, и это я тоже знал, заходил после работы в магазин фруктов и овощей «Коларко», рядом с ратушей, и, думаю, болтал с «синьором» Коларко об успехах стран Оси.
Да, мой отец имел прогерманские взгляды, но нужно смотреть дальше, чем прилавок зеленщика, чтобы объяснить, что заставило его и мать отправить нас с Оскаром в Германию.
Прибыв в Канаду с Украины в 1924 году, мои родители — смотрите соответствующие карты, чтобы найти тот район Украины, откуда они происходят, — почти год проработав на меннонитской ферме «Пен-сильвания-датч» под Ватерлоо, штат Онтарио, переехали в район Портаж ля Прери штата Манитоба. Железная дорога «Канадиан пасифик» одалживала денег на проезд в Канаду многим иммигрантам-меннонитам, при условии, что они поселятся рядом с трассой дороги.
Я родился 25 мая 1925 года в секторе 1–13—9 муниципалитета Вестбурн и достаточно вырос, чтобы пойти в школу, когда родители уехали из Вестбурна и вернулись в Онтарио. В Манитобе они пытались возделывать 160 акров из большого куска плохой земли, который наши десять семейств купили, пока участок был под снегом. Каждый год практически на всем участке половодье не давало вовремя начать сев.
У всех меннонитов, над которыми висел долг «Канадиан пасифик», он считался платой за проезд и долгие годы, пока долг не был выплачен, был главной финансовой вехой.
Главной причиной такой нищеты была, конечно, Великая депрессия. Она лишила отца всякой надежды избавиться от долгов.
Мои родители никогда не были в Германии. Так же, как наши прадеды, прапрадеды и прапрапрадеды. Однако, поскольку их родным языком был немецкий, они сохранили с Германией тесные культурные и экономические связи. Германоговорящее население меннонитских колоний на Украине десятилетиями выписывало из Германии сельскохозяйственные машины, книги, а с начала 1900-х и автомобили. В одной из следующих историй, «Советские танки, попавшие в засаду у озера Лессен в Восточной Пруссии», я подробно рассказываю о традиционных связях моих предков с Германией.
Пока мы не переехали в Китченер в 1937 году, мы жили в Ватерлоо, дом 132 по южной Кинг-стрит. Каждый субботний вечер кружок меннонитов, включающий моих отца и мать, собирался в доме 132. Это была кучка полиглотов, говорящих на верхненемецком, нижненемецком, русском, украинском и немного на английском. Верхненемецкий — официальный язык Германии, Австрии и Швейцарии. Нижненемецкий, или «Пляттдойчплятт» — от немецкого «равнина», — народный язык, на котором говорят в равнинной Северной Германии.
Каждое письмо от родни или друзей со старой родины, которое доходило до этого кружка в те трудные времена, было аккуратно написано на верхненемецком, какой бы неказистой ни была бумага, — и так же выглядело письмо, написанное в ответ.
По утрам в субботу Объединенная меннонитская церковь В-К, или Ватерлоо-Китченер, на Джордж-стрит в Ватерлоо, вела в церковном подвале занятия школы немецкого языка. Признаться, в первые месяцы жизни в Германии мне очень пригодился тот довольно примитивный немецкий, выученный в В-К. Однако оказалось, что тот оторванный от жизни язык единственного учебника, подкрепленного единственным учителем, чопорной леди из порядочной семьи русских меннонитов, не научил меня спрашивать на чистом немецком языке, где находится ближайший туалет.
В 1985 году, через 50 лет после того, как я последний раз пришел на урок немецкого в В-К, родственники бывшего школьного смотрителя подарили мне учебник, которым я по крайней мере единожды пользовался на давным-давно прошедшем субботнем уроке. Он, можно сказать, был моим, потому что на нем, на третьей странице обложки, мальчишеским почерком было написано мое полное имя и наш адрес.
Этот старый учебник, сам по себе, — хороший показатель отношения русских меннонитов к немецкому языку. Его полный титул — «Deutsche Lesebuch fur Volksschulen in Russland» (учебник немецкого языка для начальных школ в России). Изданный в 1919 году Готлибом Саабом в Пришибе, городке, с северо-востока примыкающем к Молочной, одной из старейших меннонитских колоний на Украине, он годами использовался в В-К вместе с десятком таких же, а попал в Канаду, скорее всего, в начале 20-х — с людьми, которым был дорог немецкий.