Ил’Гаро расправил кожистые крылья и взмыл в воздух. Лететь сегодня было тяжело. Сказывались годы. Он отдавал себе отчёт в том, что его дни сочтены. Даже не так — их с Айлэ дни. Она всё-таки осталась с ним до конца, его Суженая. Ил улыбнулся, подумав о ней. Она — самое радостное, что было у него в жизни. Ну а то, что радость приправлена горечью — их же вина. Отчасти их.
Уже садилось солнце, когда он вернулся в пещеру. Она не была пуста. Айлэ ждала его. Её красные крылья блестели в закатном солнце. Она лежала, тяжело дыша, и ждала его терпеливо. Да. Их дни сочтены, а радость неотделима от боли. Сейчас его мог бы встречать сын, маленькое и любимое подобие их с Айлэ. Но они прокляты. Ил улыбнулся, ласково и печально, и отстранённо подумал, что человеку, наверное, его улыбка показалась бы страшным оскалом. Впрочем, они всегда жили мирно с людьми, до недавних пор.
— Ты не устал, Ил'Гаро? — Айлэ медленно и тяжело встала. Чешуя облетала, как старая листва, оставляя длинные прозрачные следы на песке.
— Немного.
— Я чувствую, что скоро завершится наш век и… — она не договорила. Скупая слеза прочертила дорожку по чешуйчатой щеке.
— Ты скорбишь о том, что никого не останется после нас, ведь мы последние драконы. Я знаю, милая. Не плачь! Нам уготована такая судьба, так давай же примем её с честью и постараемся рассказать людям о том, что с нами произошло.
— Кому? — Голос Айлэ звучал тихо и печально. — Никто и никогда не сможет прочесть наш язык. Мы — вечные пленники, и наша история умрёт вместе с нами.
— Не умрёт. Ну-ка, посвети мне, вот сюда.
Ил’Гаро начал выводить странные извилистые знаки на гладкой стене пещеры их дома. Писать когтями так, чтобы знак оставался надолго, было тяжело. Дракон несколько раз останавливался, переводил дыхание и начинал заново. К утру послание было закончено.
— Ты думаешь, его когда-нибудь прочтут? — Айлэ с тоской взглянула на мужа. Умирать не хотелось, совсем.
— Прочтут. Настанет такое время. И сдаётся мне даже, что потом произойдут великие события. У нашего народа ещё есть шанс.
— Ты думаешь?
— Уверен, — Ил улыбнулся. Дышать становилось всё тяжелее. — Милая, клади свою голову мне под крыло. Вот так. Давай встретим рассвет вместе.
Он чувствовал, что не рассвет они встречали, но закат своей жизни. Но Айлэ необязательно это знать. И когда из-за гор медленно начало подниматься яркое, почти оранжевое солнце, он обнял свою Суженую и закрыл глаза, чтобы уснуть навеки.
В большой библиотеке за столом красного дерева, заваленным книгами, сидел мужчина средних лет. Взъерошенные волосы, доброе и усталое лицо, очки, большие и круглые, делавшие его немного смешным — вся внешность выдавала в нём учёного или философа, из тех, кто вечно корпит над книгами, предоставляя жизни проходить мимо.
— Мне нужно перевести это слово. «Ангхаш» или «ангш» — что-то близкое к древне-илдонскому языку, — бормотал человек, лихорадочно перелистывая книги. — Вот. Вот. Уже что-то похожее.
— Профессор! Можно войти? Или вы заняты? — Стук в дверь прервал его размышления. Мужчина вздрогнул, потом опомнился, вздохнул и ответил:
— Конечно, мадам Берс, входите.
В библиотеку вошла пожилая женщина в платье лилового цвета. Её голову покрывал большой кружевной чепец, а в руках она несла поднос с чашкой, из которой шёл ароматный пар, и тарелкой булочек.
— Я тут принесла вам чаю с булочками. А то вы к завтраку не спускались и к обеду тоже. Времени-то, поди, уже совсем много. Вы так громко о чём-то рассуждали, что я раньше не решалась вас побеспокоить. — И женщина с материнским обожанием взглянула на профессора.
— Разве меня было слышно? — Мужчина покраснел. — Я думал, что говорю шёпотом. Проклятая моя рассеянность!
Он снял очки, положил их на одну из книг и усталым жестом протёр глаза.
— Поставьте поднос, пожалуйста. И передайте кухарке мою благодарность за замечательные булочки. — Профессор как раз уже взял булочку с подноса, когда заметил, что мадам Берс не уходит. — Что-то ещё?
— Вам письмо, от дяди.
Профессор нахмурился. Потом машинальным жестом попытался надвинуть очки на глаза, но не нашёл и растерянно устремил взгляд на мадам Берс. Она тут же отыскала очки и подала ему.
— Спасибо. — Он улыбнулся. Улыбка преобразила его лицо, превратив почти в красавца. — Ладно, почитаем.
Мадам Берс вручила ему письмо и, поклонившись, бесшумно вышла. Профессор рассмотрел конверт. И правда, от дяди: «от мистера Эрдариуса, одного из семи лордов правящего круга мистеру Грегору Рихтеру» — ему, стало быть.
«Мой мальчик», — начиналось письмо. Грегор улыбнулся. Ему уже за сорок, а дядя до сих пор зовёт его мальчиком. Даром, что принадлежит к правящему кругу уже пятьдесят лет.
«Я думаю, ты слышал про бал у Друфарса. Вся Гарлетонская знать съедется на него. Разумеется, кроме лордов. У нас, знаешь ли, свои дела. Так вот, я высылаю тебе приглашение. Старый лис не нашёл ничего лучше, как прислать его на мой адрес. Намёк я понял, но всё же, увы, не поеду. К тому же, старые кости временами сильно болят. Но ты поезжай непременно. Слышишь! Если я так написал, то никаких отговорок! Знаю тебя — ты с удовольствием засядешь через пять минут после моего письма, за какой-нибудь древний манускрипт и начисто забудешь про меня. Но если нашу ветвь не будет никто представлять, Друфарс очень обидится. Пойдут сплетни, разговоры. А нам этого не надо, верно? Мне ещё рано умирать, хоть за плечами без малого и семьдесят лет, а неугодных лордов обычно устраняют. Ну, ты, думаю, понял, о чём речь. В общем, будь на балу и постарайся отыскать там жену. Я, правда, серьёзно тебе об этом говорю. Не то помрёшь бобылём, как, видимо, скоро это сделаю я. В Гарлетоне много красивых девушек. Правда, не знаю, согласится ли хоть одна терпеть твои причуды. Дамам нужно внимание, а не рукописи и пыльные книги.
