Никогда не думал, что стану национальным героем Польши. Ни малейших усилий к тому не прилагал. А оно эва как обернулось. Брат Саша, легитимный, коронованный король Польский, горячо любимый верноподданными и тот такого обожания не удостоился. Среди десятков (а может уже и сотен) тысяч моих портретов выставляемых экзальтированными поляками в самых неожиданных местах, наибольшей популярностью пользовался снимок, запечатлевший улыбающегося императора Константина в момент разбития бутылки шампанского о борт вспомогательного крейсера Атлантической эскадры Балтийского флота «КРАКОВЪ». По правде говоря «Краков» строился как обычный транспорт, но тогда, в 1862 году надо было как-то подбодрить, хоть морально поддержать старшего брата, запутавшегося в фаворитках и интригах собственного двора, оттого и велел провести «Краков» по флотской росписи вспомогательным крейсером, чистая дипломатия.
Отлично помню как показушно позировал и лыбился на спуске судна, даже речь толкнул о братской участи русского и польского народов, обыгрывая моё и Сашино родство…
Нет, фотография и в самом деле получилась невероятно агитационная: на фоне парохода и «горящих» надраенных медных литер: К Р А К О В Ъ, я счастливо и радостно улыбаюсь, глядя вдаль, чуть в сторону от объектива.
Решил ковать пропагандистское железо не отходя от кассы, вызвал в Царское Село Тютчева. Дипломат и стихотворец дулся на меня из-за отставки Горчакова, дружен был с князем, ещё как дружен.
— Фёдор Иванович, дорогой, сразу к делу перейду, просьба у императора к пииту великая.
— Весь внимание, Ваше Величество. Если больной старик сможет чем-то помочь…
— Сможете, сможете, дело как раз по вашей части. Есть восемь рифмованных строк обо мне и обретении Польшей древней столицы. Прошу, Фёдор Иванович не отказываться от их авторства. Дело не только поэтическое, но и дипломатическое, панов необходимо покрепче привязать к России, полагаю, сей краткий стих к тому послужит.
— И что же вы сочинили, любопытно…
Пододвинул поэту листок, тот близоруко сощурился, вчитался, пробежался по крупно набранному тексту ещё раз и внезапно, с далеко не старческим проворством рухнул на колени и попытался облобызать державную десницу…
— Фёдор Иванович, что вы!
— Константин! Государь! Это великие строки, я не дерзну взять их авторство!
— Фёдор Иванович, дорогой, — я также опустился на колени и смотрел Тютчеву глаза в глаза, — поверьте, когда писал, думал о вас, читал перед этим ваши произведения. Поверьте, в те минуты был Тютчевым. Это ваши строки, Фёдор Иванович. И только ваши.
Уболтал классика, адмресурс включил на полную катушку, ж всё-таки царь. И когда в «Российской газете» на всю первую полосу пропечатали портрет поэта и текст, гордые потомки Пяста за этим номером настоящую охоту устроили, большие деньги платили, из библиотек «коммуниздили», пришлось доптираж делать и отдельным календарём выпускать…
Да, государь наш держит слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
Град Краков обретает снова
Родная польская земля…
Счастлив в наш век, кому победа
Далась не кровью, а умом,
Счастлив, кто точку Архимеда
Умел сыскать в себе самом…
Горячий июнь 1869, когда собравшийся на чрезвычайное заседание венгерский парламент провозгласил создание Республики Венгрия, а Российская империя первой признала новое государство, зажёг немало пожаров по Европе…
Берлин, сцепившийся в клинче с французской армией, не сумев разгромить заносчивых галлов в генеральном сражении, как то обещал Мольтке, помочь Вене ничем не мог, едино лишь успокоился клятвенным заверением российского императора не затрагивать вопрос о польских территориях контролируемых Пруссией. И вообще пора России и нарождающейся Германии подумать о совместной хозяйственной деятельности. Нафига работящим немцам после заключения мира переезжать в Северную Америку, чем Маньчжурия плоха для обустройства европейских колонистов? Вильгельм и Бисмарк несколько охренели от такого предложения, подозревая какой-то подвох, а мне, если честно, надо было только лишь время выгадать и провести раздел «австрийского наследства» с минимумом жертв и проблем. Пока же, на мой взыскательный взгляд, процесс протекал «на твёрдую четвёрку»…
Мадьярские дивизии и бригады организованно отошли на территорию республики и принялись увлечённо гнобить хорватов, румын, словаков и словенцев, абсолютно не опасаясь интервенции верных Францу Иосифу частей. Габсбурги тут же предложили немедленный мир Франции и Италии, даже у неблизкой Дании просили срочного подписания мирного договора.
Однако ни Париж, ни Рим, ни тем более Копенгаген, спасать лоскутную империю от развала не поспешили. Итальянцы так вовсе пригрозили возобновлением боевых действий, ведь перемирие заключалось с Австро-Венгрией, а теперь жалкий осколок былой империи пытается выступать от имени всех её частей. Наглецы, конечно, макаронники, но меня порадовали. Немедленно откликнулся со страниц официоза, «Российской газеты» где не без злорадства прокомментировал активность итальянцев: «По форме издевательство, но по сути верно, ведь нет более огромной Австрийской империи, есть маааахонькая Австрия. И с этим обитателям Шёнбрунна предстоит смириться»…
