Сергей Иванов
ОСТРОВ НЕВЕЗЕНИЯ
Почём Фунт £иха or Who'll Stop The Rain
… An island lost at sea
Another lonely day
no-one here but me
more loneliness
than any man could bear
rescue me before I fall in despair.
I'll send an SOS to the world
I hope that someone gets my
Message In a Bottle.
I hope that someone gets my…
I hope that someone gets my…
[1]«Message In a Bottle» Sting/The Police
Реальность больших перемен я по-настоящему осознал только перед входом в открытую для меня камеру, когда сопровождающий полицейский сделал мне странное предложение: разуться и оставить обувь у входа. При всей их казенной вежливости, резкий металлический звук захлопнувшейся тяжелой двери невольно вызвал у меня чувство неприязни к ним.
Благодаря их служебной заботе я оказался в одноместной камере полицейского участка городка Кроули, что неподалеку от Лондона, графство Саррэй. Мне предоставили весьма благоприятные условия подумать. Пространство, в котором я оказался, ограничивалось площадью не более семи квадратных метров. Окно, из которого ничего не разглядеть сквозь матовое стекло, умывальник, унитаз, жесткое спальное место и глазок видеокамеры в углу под потолком. Монотонный шелест поступающего в камеру кондиционированного воздуха, приглушенные голоса и лязг дверей за пределами камеры.
Еще час назад я был свободен и находился в многолюдном зале международного аэропорта Гэтвик с билетом на самолет авиакомпании Верджин рейса Лондон — Торонто. Билет купил там же, в аэропорту, на свой голландский паспорт, и был полон планов. В аэропорт я прибыл не один. Мой попутчик Владимир также имел паспорт гражданина Голландии (только с именем, украшенным приставкой van, что означало его благородное социальное происхождение и вызывало у меня товарищескую зависть). Теперь же, он, предположительно, находился неподалеку от меня, в этом же полицейском участке; и мне было, искренне его жаль. Я испытывал некоторое чувство ответственности и вины за случившееся, но уже ничем не мог ему помочь. Мне следовало подумать о собственном интересном положении.
В коридоре послышался шум. Свеже доставленный очень истерично и нецензурно выражал своё несогласие и нелюбовь к полицейским. Процедура его водворения в камеру сопровождалась особым шумом «борьбы за свободу». Двери камеры всё же захлопнулись, но обувь у буянившего арестанта не отобрали, и несколько секунд спустя, всё пространство временного содержания сотряслось от мощных ударов в дверь. Я понял, почему задержанным предлагают разуться перед входом в камеру.
Этот парень местного британского разлива хотя и был не в меру энергичным и шумным, но все же, он мне понравился. Мощные удары ногой в дверь он сопровождал отчаянно-возмущенным криком-требованием: Let me out, fuck'n bastards![2] Его крик и грохот окончательно вернули мои мысли к реальности. Я вдруг почувствовал некую солидарность с совершенно чужим мне человеком, и болезненно осознал собственное поражение, зависимость и несвободу. Возникло желание присоединиться к его одинокому шумноватому бунту и выкрикнуть всё накопившееся. Но я лишь молча, с неким остервенением, стал отжиматься от пола, как делал это когда-то в молодости, в камерах армейских гауптвахт. Беспорядочный грохот протеста обрёл устойчивый ритм, который я неосознанно подхватил телодвижениями. А истеричные ругательства в адрес уродов полицейских и системы, придали мне злобной энергии. В своём молчаливом бунте я просопел над полом более сотни раз, чему и сам с удовлетворением удивился. Наконец, обессилив, я вскочил на ноги уже в ином состоянии: физическом, моральном и правовом. Крепло чувство сопричастности и близости с людьми, которых я ещё вчера лишь наблюдал со стороны. Я был пассивным свидетелем того, как первого мая в центре Лондона собирались тысячи чудаков, называвших себя антиглобалистами, анархистами, либералами-демократами, сексуальными меньшинами, и шумно проявляли своё недовольство системой. Теперь я был узником этой системы. Меня уже тщательно обыскали, разули, закрыли и обещали продолжение этих процедур.
Тяжело дыша после проделанного упражнения, я ходил по камере под завывания брата по классу и осознавал факт свершённого мною обряда. Это было моё посвящение и приобщение к социально неприемлемой категории the scum.[3] Так как, до криков и стука в дверь я ещё не созрел в моём новом социальном статусе, то свой бунт проявил нажатием на кнопку вызова. Пару минут спустя, окошко моей двери открылось — и вежливый полицейский спросил: чем он может помочь. Я попросил бумагу и ручку. Моя просьба не вызвала удивления, и, несколько минут спустя, он принёс всё, что я просил.
— Enjoy, mate![4] — пробубнил полицейский, и захлопнул окошко.
Откуда и почему? Куда и зачем?
Что вам надо на нашем острове?
Я ехал к этому издалека и долго. Полтора года назад, в начале января 2000 года, я, и ещё пару подобных мне попутчиков, выехали из заснеженного, любимого мне Кракова автобусом до Лондона. Холодная и снежная восточная Европа скоро сменилась унылыми моросящими дождями Запада. Во время коротких остановок в Бельгии и Франции мы вживались в мягкий, влажный климат и более высокие цены. Польские водители автобуса большую часть пути развлекали пассажиров видеофильмами. Почти весь путь по территории Польши они демонстрировали нам длинный и слишком кровавый, исторический фильм «Огнём и мечом» который плохо воспринимался в дорожных условиях и вызывал у меня чувство безнадежности и неприкаянности к настоящему и прошлому Украины. Далее, они безвкусно сменили славянский исторический фильм на голливудские комедии, которые меня никогда не веселили, но укрепляли мысль о глобальной деградации человечества.
