Теодор Старджон
Особая способность
По мере приближения 2300 года в гостиных все чаще забавляются тем, что выбирают "самую замечательную личность века". Одни стоят за Бела бен-Герсона, заново написавшего Конституцию Мира. Другие вспоминают Икихару и его труд о лучевой болезни. Однако особенно часто вы можете услышать имя капитана Рили Ригса, и это довольно правильный выбор.
Тем не менее он бьет мимо цели. Я старый космический волк, рядовой служака, и знаю, что говорю. Надо вам сказать, я служил офицером связи при Ригсе и, хотя дело происходило ни много, ни мало шестьдесят лет назад, помню все, словно это было в прошлом месяце. Я имею в виду третью экспедицию на Венеру, тот космический рейс, что преобразил лицо Земли: этим рейсом с Венеры были доставлены кристаллы, навсегда превратившие и вас и меня в счастливых мотыльков. В те давние дни все шло по-иному. Мы знали, что значит работать по пять часов в день. Личных роботов еще не было, и утром нам приходилось одеваться самим. Но, пожалуй, тогда жило более закаленное племя.
Так или иначе, самой выдающейся личностью века я считаю одного из тех, кто летал на нашем космическом корабле, на нашем милом "Зове звезд", но не самого Ригса.
Экипаж у нас подобрался великолепный. Более искусного командира корабля, чем Ригс, нельзя было и пожелать; то же можно сказать и о его помощнике Блеки Фарреле. Был у нас бортмеханик Зипперлейн, крупный, спокойного нрава мужчина с крохотными глазками. Назову еще его помощников, электронных техников Гривса и Пурчи, отчаянных парней, каких не видели черные бездны космоса. Летела с нами также моя девушка, чудесная девушка - Лорна Бернгард, лучший в мире штурман. На корабле находились еще две женщины: Бетти Ордуэй, специалист по анализу излучений, и Хони Лундквист, инженер по ремонту. Интересовались они только своими обязанностями, сами же ни у кого не вызывали интереса.
И словно для развлечения нам подсунули Слопса. Его взяли как знатока венерианских кристаллов. Мне и до сих пор непонятно, зачем он нам был нужен. Всю научную работу по этим кристаллам должны были проделать на Земле... при условии, что мы возвратились бы на Землю. Вероятно, Слопса взяли потому, что для него нашлось место, ну и впоследствии он мог пригодиться при поисках кристаллов. Пока от него не было никакой пользы. Все мы придерживались этого мнения и довольно часто его высказывали, чтобы Слопс не зазнавался.
Впрочем, нельзя сказать, что он кому-либо мешал. Вся штука в том, что он был смешон, смешон сам по себе. Ну просто комик. Не из тех, что суют под скатерть антигравитационную пластинку и включают ее, когда ктонибудь садится есть суп. И не "душа общества" из тех, кто засовывает за воротник пучок флуоресцентных трубок и выдает себя за марсианина. Наш Слопс смешил людей невольно. Ростом он был маловат и хотя не урод, но и не ахти какой красавец. Мне кажется, что для его описания лучше всего подходит слово "почти". Он был чистейший "почти". Разница между "почти настоящим" и "совсем настоящим", по крайней мере применительно к Слопсу, очень смешила нас. А у него эта разница была заметна во всем.
Никто из нас не знал его до того, как он в штатской одежде поднялся на борт за два часа до отлета. Первую ошибку он совершил, явившись в таком костюме. Кстати... почему это ошибка? В конце концов он был гражданский техник. Мы же все принадлежали к той или иной отрасли Космической службы, и это с самого начала настроило нас против него. Пурчи, второй электронный техник, гулял по коридору, когда Слопс со всеми своими пожитками вышел из грузового лифта. Пурчи сразу определил, кто перед ним. Пурчи был высокий, неторопливый и невозмутимый малый. Он повел Слопса в кормовую часть (другими словами, вниз, так как на земле "Зов звезд" стоял торчком на хвостовых плоскостях) и предложил ему сложить багаж. Ящик, на который указывал Пурчи, "случайно" оказался люком для мусора, автоматически опорожнившимся при входе в ионосферу. Большой беды в этом не было: в ларях нашлось много летной одежды более или менее по росту Слопсу. Во всяком случае, он был одет вроде как по форме. Но все-таки вид у него был препотешный. Выражение его лица, когда он подошел к этому мусорному люку через шесть часов, не поддается описанию. Я и теперь начинаю хохотать, вспоминая об этом. На протяжении всего рейса стоило ему только спросить, где взять ту или иную вещь, как кто-нибудь отвечал: "Посмотри в мусорном люке!", и весь экипаж покатывался со смеху.
Пожалуй, занятнее всего было, когда мы перестали ускорять ход и перешли на свободное падение. Ради Слопса мы решили выключить искусственную гравитацию, и все, кроме Зипперлейна, который управлял движением, собрались в каюткомпании, чтобы полюбоваться зрелищем. От одного к другому - обходя Слопса - шепотом передавали, когда именно будет выключена гравитация, и, поверьте мне, нелегко было удержать публику от взрывов смеха, которые испортили бы всю затею. Мы заняли позиции кто у какой-нибудь стойки, кто у закрепленного стола, где было бы за что держаться, когда придет время. И вот Слопс в младенческом неведении вошел и сел неподалеку от окошка для раздачи еды. Гривс, полуприкрыв часы рукой, следил за секундной стрелкой. Секунды за три до выключения гравитации он крикнул:
