Орхидеи еще не зацвели
Авторы: Евгения Чуприна
Жанры: Самиздат, сетевая литература, Юмористическая проза, Иронический детектив, Фанфик
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 79 страниц. Год издания книги - 2012.
Вся правда о собаке Баскервилей. «— Я совсем не на то учился, чтобы вступать во владения всякими Баскервиль-Холлами. Послушай, Берти, мне пришла в голову гениальная мысль, давай поедем туда вместе! Мы скажем, что ты — это я, покрутимся там, разберемся с делами, поместье продадим, а потом я вернусь в Чикаго, и поминай как звали. И все сохранят память о владельце поместья — истинном, чистопробном джентльмене с медальным профилем, безукоризненными манерами, элегантном от подошв до кончика цилиндра…»
Читать онлайн Орхидеи еще не зацвели
Обращение к читателям и коллегам:
Имущественное право на роман «Орхидеи еще не зацвели»
Посвящается первому запрещенному писателю независимой Украины Олесю Ульяненко, который умер от «внезапной остановки сердца» в своей квартире, причем дверь была открыта.
Глава 1
Хорошенько отпраздновав победу на клубном чемпионате по метанию дротиков, затем придя домой, напялив на руки пижамные брюки и провалившись в забвение, вскоре обнаружишь, что ты либо перед сном сделал не все, что следовало, либо сделал во сне то, чего не следовало. Сегодня утром я оказался в первой категории. Это внушало гордость, но имело свои минусы — пришлось встать и идти. Уже клозет казался близким, уже я слышал шум воды, но на пути моей головы возник торс, и эти два объекта столкнулись. От удара глаза приоткрылись. Передо мной, клубясь и размываясь, вырос Шимс. Да не один, а с гигантским синяком.
Никогда не слышал от моего камердинера, что фонарь под глазом — норма для респектабельного лондонца. С фонарем постоянно ходил Диоген, потому что спал в бочке, и это не всем нравилось. Неудивительно, что с такими привычками он не мог найти себе человека. А у меня человек есть, и это он — Шимс. Правда, однажды я чуть не лишился его стимулирующего общества из-за пристрастия к губной гармошке (моего пристрастия, а не его).
Пожалуй, такое маниакальное отвращение к музыке многим показалось бы эксцентричным… Но насколько я могу судить по собственному опыту, вполне достаточному, чтобы делать выводы, взгляды Шимса на бочки и фонари вполне традиционны. До сих пор он не соглашался жить в бочках и избегал фонарночреватых ситуаций. Хотя сам мог засветить в глаз не хуже любого фонарщика. А однажды, подкравшись сзади, незримый и неотвратимый, как судьба, он даже шмякнул полицейского по кумполу резиновой дубинкой. Всякому законопослушному лондонцу показалось бы, что это слегка чересчур. А Шимс не колебался ни минуты — бамц! — и вся недолга. Но тогда его вдохновило на подвиг сознание, что после такой акции полисмен сразу рухнет, как мышь под серпом, и не сможет способствовать электрификации его глаза, а наоборот у него самого в глазах потемнеет. На этот раз полисмен, наверное, не рухнул. И способствовал.
— Шимс, неужели ты встретил побудку в каталажке? — спросил я хоть и сонным голосом, но внутренне собранный. Вчера, сцепляя веки, я принял решение покончить с праздностью. В качестве дела своей жизни я избрал ремесло сочинителя детективов. Лично я поклонник детективов, они поглощают меня, а я — их. Производи то, в чем сам нуждаешься, и тогда ты станешь полезным членом общества — вот мой девиз.
— Как вы узнали-с? — испуганно замер Шимс.
Блудного камердинера можно понять. Он не рассчитывал меня встретить. Мое утро начинается, когда исчезнут тени, а тени исчезают в полдень. До этого он привык полностью располагать собой. Но теперь, подобно розовому коню, что весенним утром ранним наткнулся на что-то непознанное и замер на всем скаку, он, как резво ни крался, замер на всем краду… Он был похож на мраморные волны, которые ловкий скульптор ухитрился изваять с натуры, покуда они торчат дыбом.
— О чем узнал? — подхватил я нить диалога.
— О каталажке-с.
И тогда мне сразу стало ясно, что Шимса удивила моя проницательность насчет каталажки. Это было запоздалым торжеством справедливости. До сих пор, как ни горько признать, зарвавшийся лакей мало ценил меня как мыслителя. Неоднократно, в присутствии посторонних лиц, он называл мои умственные способности «внезапной загогулиной» и утверждал, что после того, как кровь паразитов потечет по Парк-Лейн, из меня выйдет отличный шляпник. Это тем более нелогично, что в шляпах, по его мнению, я ничего не смыслю. Интеллектуал, тоже мне. А на самом штаны порвались. И вот, когда я уже перестал бороться с этим его предрассудком и смирился, он вдруг пересмотрел свои взгляды. Что ж, я повышу ему плату за услуги.
— Узнал о побудке я по твоей будке, а о каталажке — по твоей ляжке, — доброжелательно ответил я, этим давая ему понять, что он движется в правильном русле.
Шимс бросил мгновенный взгляд на порванную брючину и, наклонившись, попытался быстрым, незаметным движением прикрыть ее ладонью.
— Можешь не прикрывать, я уже заметил. И ведь я давно ждал от тебя чего-нибудь в этом роде. Нельзя постоянно держать свои чувства в узде.
— Где?.. с?
— В узде-ссс. Я к тому, что эти твои «Как хотите-с…» и «в самом деле-с?», и всякие там стоические подергивания бровей… деликатные шевеления пальцами ног, Шимс, даже только мизинцами, до добра не доводят. Рано или поздно человек срывается. Напивается. Устраивает пьяный дебош. Бьет полисменов по каскам так, словно играет на ксилофоне…
— Но-с…
— Никаких носов, Шимс, я не потерплю этой музыки в своем доме!
— Я отнюдь не озвучиваю музыку носов-с, а безуспешно пытаюсь спросить, с какой ноги вы сегодня встали-с.
— Я встал с ноги… с какой надо ноги, на ней пока что целая штанина, пусть пижамная, а вот ты со своим циклопическим домашним…
— Полагаю, вы хотели сказать, энциклопедическим-с…
— …энциклопедическим домашним образованием занесся на высоту, с которой трудно низвергнуться, не нанеся повреждений себе и окружающим.
