А-а-а! Приснившийся кошмар сдернул меня с кровати. Немного посидел, пялясь на сумеречное окно, затем обтер пот с лица и поковылял в ванную. Отражение в зеркале пугало: оброс, щетина превратилась уже в небольшую бороду, но бриться не буду. Умылся и, на ходу вытираясь, дохромал до окна. Рассвело, точнее посветлело. Белые ночи, если можно так назвать. В июне по-настоящему темно часа три. Туман молочным киселем разлился между поселком и лесом. Взял сигареты и вышел на крыльцо. Ежась от прохлады, закурил. Вспомнил сон. С кем я там рубился? С каким-то степняком, вроде. Почему именно с ним? И меня опять убили!
У каждого человека бывает полоса неудач. Но когда неудачи идут чередой, начинаются срывы. Первый срыв случился, когда я вернулся из госпиталя домой. Тяжелое ранение, вкупе с тем, что я оказался единственным выжившим из всей разведгруппы, оставило след на душе. Дома я обнаруживаю пустую квартиру и емкую записку: «Я полюбила другого». Что говорить – запил. Тяжело и надолго. И в первый раз приснился этот кошмар. Непонятный. Очень реалистичный. Пугающий.
Дальнейшая служба была под большим вопросом, так как после ранения правая нога перестала сгибаться. Последовала череда операций, помогло мало: сустав начал гнуться, но немного – достаточно, чтобы хоть ходить нормально. Однако трость все равно была нужна. Про бег уж и говорить нечего. Если садился, то правую ногу приходилось выставлять вперед. Меня перевели в инструкторы. Тренировал ребят и заодно пытался разработать сустав, применяя различные методики. Все бы хорошо, но такая ровная жизнь меня не устраивала. Хотелось действия, адреналина. Десять лет в спецназе, постоянно по горячим точкам, предельные нагрузки – все это теперь мне недоступно. Что делать потенциальному инвалиду, умеющему только воевать? Ребята меня понимали. Подбадривали, как могли, но легче не становилось, и с лечением ноги – никаких подвижек.
Потом грянул новый удар – в автокатастрофе погибли родители. После похорон запил. Тяжело. И вновь приснился этот кошмар. Почему меня убивают раз за разом? Может, потому, что в реальной жизни не погиб?
Вернулся в дом. Три часа ночи. Что делать, спать? В голову ничего не шло, кроме как принять «лекарства» и завалиться в постель. Взял из холодильника початую бутылку водки и налил стакан. Выпил, закусывать не стал. Чуть подумал… и выпил остатки водки прямо из горла. После лег и сразу заснул.
Встал уже в десять, еле поднялся. Чувствовал себя старой боксерской грушей. Даже нога начала болеть сильнее, чем обычно. Настроение, согласно утренней пословице, – почти ноль. Открыл холодильник, взял банку с рассолом и весь выпил. Немного придя в себя, подумал: что делать буду? Вот ведь, докатился – заняться нечем. Ноющая боль в ноге напомнила о ходьбе. Надо расхаживаться. Но просто так ходить неинтересно. В лес пойду, на тихую охоту.
Надел старый, почти выцветший камок, берцы, прихватил сигареты. Корзину в руку и термос с кофе на плечо. Закрыл дом и через пять минут был у опушки.
Вот и лес. Не тот, что в кино снимают. Иногда такое ощущение возникает, что режиссеры настоящего леса никогда не видели. В парках снимают свое кино. В настоящем лесу кучи старой листвы и осыпавшейся хвои, сухие сучья и поваленные ветром деревья. А в фильмах все чисто и вычесано, как парк у дома отдыха. Усмехнулся, представив себе, как какой-нибудь герой из таких горе-фильмов пронесся бы с той же скоростью здесь, например – руки-ноги переломал бы.
Ага! Вот первый боровичок. Обрезав ножку гриба, сунул в корзину. Белые грибы растут небольшими семействами, и если нашел один, то рядом надо искать еще. Оглядев местечко, я пошел по спирали, тростью вороша траву и заодно оглядывая и пройденное. А вдруг не заметил какой-нибудь гриб с прежнего места? Обойдя полянку, нашел с десяток. Двинулся дальше, посматривая под ногами.
Воздух в лесу пьянящий. Смесь свежести, запаха зелени и грибов, земляники, из которой получается самое вкусное варенье. Смешанный лес имеет более колоритный запах, чем березовый или сосновый. Он же и грибами богаче.
Обошел несколько полянок. В корзине грибов было мало, только-только дно покрыло. А попадаться перестали. Не беда, знаю одно место. У огромного дуба – примечательного, надо сказать. Толстый ствол в несколько обхватов, местами закрытый шубой мха, с мощными корнями и огромной кроной. Само дерево стояло обособленно, на небольшом, метра в полтора, возвышении, относительно ровном, покрытом камнями, мхом и мелкими молодыми дубками, что смогли прорасти под большой кроной своего папы. Возвышение было овальным, примерно метров двадцать в ширину и с тридцать в длину. По краям редко стояли сосны и березы, росли небольшие кусты орешника. Там-то как раз и растут одни белые, и никогда не бывает червивых. Правда, идти туда километра четыре. Не велико расстояние, однако придется пробираться через завалы сухих деревьев и чапарыжника. Местами елки растут чуть ли не в обнимку и образовывают настоящие засеки. Можно обойти, но тогда расстояние увеличивается в три раза, и придется переходить через топкие заливчики небольших речек.
