Кот Барсик, как обычно, спал в подсобке на халатах. И именно в этот день он попался Марине на глаза первым.
— А ну, брысь отсюда, ишь развалился, барин!
Кот, лениво потягиваясь, не спешил покидать насиженное место.
— Иди, иди. Развели тут зверинец. А ну как санэпидстанция нагрянет. Неприятностей одних…
Голова раскалывалась. Утро было испорчено, день со своими извечными заботами наступал медленно и как-то нехотя.
Марина появилась на кухне своего ресторана. Голова болеть не переставала, и эта противная боль нагоняла на Марину злость и раздражение. Есть она не могла, курить тоже, Марина лишь пила минеральную воду. Вкус этой воды после третьего стакана стал Марину бесить, и она яростно швырнула стакан в стену.
Марина зашла в бухгалтерию.
— Почему выручку такую маленькую делаете? — спросила она недовольным голосом.
Услышав это, бухгалтер начала медленно подниматься из-за стола, а управляющий — тощий старикашка Федор Федорович — бросился к Марине и быстро-быстро заговорил:
— Мало сейчас клиентов, Марина Геннадьевна, потому и выручка такая плохая.
— Да ладно, будете мне гнать — клиентов мало! — Марина снова заглянула в книгу, перевела взгляд на экран компьютера. — Клиентов должно быть нормально. А вот выручка вторую неделю вообще никуда. Вы чего?
— Только из-за клиентов, только, — не переставал бормотать Федор Федорович. — Весна.
— И что — весна? Что, клиенты с деньгами, как перелетные птицы оляпки, все на север улетели?
Федор Федорович вздохнул:
— Пост сейчас, Марина Геннадьевна. Великий пост. Вот люди и в рестораны меньше ходят.
— Что?! — Марина решила, что дед шутит, да ещё так не вовремя.
— Истинная правда! — управляющий прижал ладошки к сердцу. — В этом году у всех так по ресторанам. Почти у всех.
— Да не верю я!
— Правда-правда! — бухгалтер осмелела. — В этом году как-то особенно.
— Это что, все вдруг шибко верующими стали? Так что ли, православные вы мои? А где же тогда наши друзья мусульмане и иудеи? Обычно их много, и поста у них сейчас никакого нет. Кто-то хочет меня сегодня разозлить.
— Нет, нет, никто не хочет! Это правда, это статистика! — продолжал оправдываться Федор Федорович.
Но Марина лишь недовольно фыркнула, и Федор Федорович умолк.
— Действительно правда. Едят меньше. То ли действительно постятся, а то ли так, худеют, вроде как разгружаются, — подхватила бухгалтер, краем глаза замечая, как Федор Федорович благодарно улыбается ей из-за плеча Марины.
— Модно стало. Весна, лишнее из себя люди вычищают, — добавил Федорович. — Вот такая вот мода.
— Эта мода не из их организмов, а из наших карманов кое-что вычищает. — Марина злилась, а подвернувшуюся ей под руку тетрадку готова была просто в клочки разорвать.
С этими словами Марина покинула комнату бухгалтера, долго курила на улице, и яркое весеннее солнце заставляло её жмуриться, а значит появится больше морщинок вокруг глаз.
«Достали вы меня все, ох, достали» — с этой мыслью Марина вошла в ресторанный зал. Посетителей и в самом деле было мало, как никогда. Или это традиционно их уже так мало? Ведь Марина давненько что-то в зал не выходила, все некогда было. Все, осыпается бизнес? Вот паршивцы, разорить её хотят, по миру пустить… Злодеи.
Возле стойки бара на полу что-то собирала официантка. Марина подошла. На ковре валялись осколки разбитых тарелок и рассыпанные объедки. Метрдотель стоял над ней, ничего не говорил.
Марина посмотрела на всю эту картину и велела метрдотелю и официантке идти за ней в служебное помещение.
— Она за ковер зацепилась, — начал было метрдотель, — шла все, оглядывалась, поднос несла. Ну и…
Официантка держала осколки на подносе и, опустив голову, стояла возле своих начальников.
На осколке пирожковой тарелки была нарисована медвежья лапа с зажатым в ней мороженым.
«Одна из моих самых любимых картинок, — подумала Марина. — Разбила. Вот кляча. Все я, добренькая… Нет, введу я им штрафы, пусть платят за разбитую посуду. Нечего сюсюкать, работать совсем не хотят, на шею сели…»
— Как твоя фамилия? — спросила она у провинившейся официантки, которую приняли в ресторан совсем недавно.
— Кривенко, — всхлипнула девушка, решив, что настал её последний час на этой работе.
— Кривенко? Тогда все с тобой понятно, Кривенко. — Марина усмехнулась.
Официантка была примерно такого же возраста, что и она. Разве что Кривенко — и поругать-то нельзя, что руки кривые.
— Зовут как?
— Валя…
— Вот что, Валя. Ты работать хочешь? — спросила Марина, но посмотрела на «метра».
— Хочу…
— Что такое «профнепригодность» знаешь?
Осколки на подносе Вали Кривенко звякнули, Марина увидела медвежье ушко, носик, расколотый почти на равные части. Это была картинка с медвежонком-бандуристом, тоже очень красивая, Марина её помнила.
Марина разозлилась ещё больше. Работают как попало, выручку не делают, да ещё посуду такую дорогую колотят.
— Ты понимаешь, что тарелочки все эти эксклюзивные, прямо-таки драгоценные тарелочки, — продолжала Марина нудным голосом, потому что её гнев никак не проходил.
Валя не могла сейчас произнести ни слова, хотя, видно, девчонка была прожженная.
— По-моему, ничего ты не понимаешь. — Марина нащупала языком кусок антрекота, который давно застрял у неё между зубов и только теперь выскочил. — Короче, все, я тебя увольняю.
