1.
Люди часто делают от отчаяния всякие благородные глупости. Уходят в армию, например. Женятся. Прыгают с крыши.
В армии Джон Уотсон уже был, о том, чтобы прыгнуть с крыши, и помыслить не мог. А жениться ему не удавалось, хотя в подпитии он приставал с этим предложениям к любой мало-мальски привлекательной девушке в пабе. Даже поцелуй сорвать не пытался, сразу переходил к матримониальной стадии. Из каких глубин подсознания лезло?
Потом становилось противно и как-то тревожно стыдно.
Зато список «глупостей» казался неисчерпаем, и Джон начал с того, что нырнул на его метафорическое дно. Впоследствии он с мрачной гордостью думал, что такого не переплюнуть даже Шерлоку.
2.
Криса Дженкинса трудно было назвать настоящим приятелем или коллегой Джона — они учились вместе, но что Крис изучал в университете, так и осталось загадкой, хотя ряд курсов по химии у них были общими. В тот вечер, когда «Манчестер Юнайтед» играли против «Ливерпуля», бармен Оливер Джонсон показывал всем завсегдатаям фотографию своего первого внука на телефоне, в пабе пахло жареной картошкой, а Джон напился достаточно, чтобы провожать взглядом каждую пару стройных ножек, но еще недостаточно, чтобы предлагать руку и сердце, Крис подсел к нему и воскликнул:
— О, Джонни Уотсон! А я тебя в новостях видел!
Если у Джона Уотсона и оставались еще в карме неискупленные преступления, он искупил их тут же, когда, вместо того, чтобы врезать Дженкинсу по роже, относительно вежливо ответил:
— А я тебя нет.
Крис глупо засмеялся.
— Это ненадолго, — прошептал он Джону прямо на ухо конспиративным тоном, забрызгивая его слюной. — Я, мужик, изобрел гребаную машину времени.
Джон посидел немного, глядя в стакан. А потом медленно-медленно обернулся.
3.
Бывший заводской цех, очищенный от оборудования почти наголо, выглядел жутковато. Джон, допустим, взялся бы разместить в темноте и на стропилах с десяток снайперов. Даже при том, что никогда не командовал снайперами.
Джон, в мотоциклетном шлеме и облепленный электродами, чьи провода тянулись к трем установленным Дженкинсом компьютерам, стоял на металлической платформе у дальней от входа стены, прямо в свете единственного прожектора. При этом он старался чувствовать себя не хорошей мишенью, а полным идиотом. Все-таки лучше идиотизм, чем паранойя, верно? Хотя Шерлок бы сказал… Нет, не думать, что сказал бы Шерлок.
— Значит, — нервно начал Крис, — я отправляю тебя на полгода назад. Калибровка толком не настроена, но я думаю, это вообще предел, на который можно отправить человека твоей массы, мышей у меня хорошо если за день… — он неловко сглотнул. — Там у тебя будет сколько-то времени, я не знаю, как хватит энергии. Мыши возвращались через секунду по моему счету, но они не могут рассказать, сколько там пробыли, а техника разряжается немедленно…
— Да-да, я помню, — окоротил его Джон. — Зарядку от телефона взял.
— Взял он… Если приземлишься в дерево или в открытый космос, чур меня не материть! Я, конечно, учел поправки на галактические координаты, но техника вся экспериментальная!
— Давай уже, — пробормотал Джон. — Быстрее начнешь, быстрее…
Он боялся до холода в животе. Не того, что его атомы перемешаются с атомами дерева — вряд ли успеешь почувствовать, не полет с четвертого этажа. Главный, тошнотный страх был другим: Дженкинс пощелкает кнопками, стукнет пару раз по энтеру, потом скажет что-то типа «напряжения не хватает» и попросит у Джона еще сто фунтов на доводку оборудования. До сих просил только пятьдесят — на оплату счета за электричество и вот этот самый шлем.
Хотя, конечно, все это слишком тупо, чтобы быть разводкой…
Только Джон подумал так, моргнул — и заводское помещение вокруг него пропало. Он стоял в зарослях голого кустарника, в своей обычной куртке (Дженкинс предупреждал, что он может переместиться голышом и посоветовал сразу искать укрытие), на которой все еще нацеплены были датчики с аккуратно обрезанными хвостиками проводов. В шлеме. Кусок металлической платформы у него под ногами прямо на глазах утопал в мешанине грязи и снега.
Зима.
Только что была осень, а теперь зима. Каким-то внутренним чутьем Джон понял: это теплая зима две тысячи одиннадцатого, совсем такая, как он помнил.
Все-таки подкачала калибровка.
Отвлеченно, полушепотом, в темноте…
Говорят, живя вместе, люди настраиваются друг ну друга. Мой приемник барахлит. Смогу ли я услышать хоть что-то, покрутив ручку настройки?
Мне иногда кажется, я найду тебя даже по запаху, с завязанными глазами.
Даже после того, как не станет нас обоих.
Разумеется, это самообман.