J. Johnson and S. Johnson: One Human Minute Moon Publishers, London — Mare Imbrium — New York 1985
Эта книжка представляет то, что все люди делают в течение одной минуты. Так сообщает введение. Удивительно, что никто не наткнулся на эту мысль раньше. Она сама напрашивалась после Трех первых минут Космоса, Секунды Космоса и Книги рекордов Гиннеса особенно, если учесть, что они стали бестселлерами, а ничто так не возбуждает сегодня издателей и авторов как книжка, которую никто не должен читать, но каждый должен иметь. После появления этих книжек концепция была уже готова и лежала прямо на улице, достаточно было её подобрать. Любопытно, являются ли Дж. Джонсон и С. Джонсон супругами, братьями или это только псевдоним? Охотно посмотрел бы на фотографию этих Джонсонов. Хоть это и не просто объяснить, но часто бывает, что ключом к книжке является облик автора. По крайней мере со мной уже не раз так бывало. Чтение требует занятия определенной позиции по отношению к тексту, если текст не является конвенциональным. Лицо автора может тогда многое разъяснить. Думаю, однако, что эта пара Джонсонов не настоящая, а инициал С перед фамилией второго Джонсона служит для аллюзии на Сэмюэля Джонсона. Впрочем, может быть это опять не так важно.
Как известно издатели ничего так не бояться как издания книжек, которые полностью отвечают так называемому правилу Лема («Никто ничего не читает; если читает, то ничего не понимает; если понимает, то немедленно забывает») из-за всеобщей нехватки времени, чрезмерного предложения книжек, а также чрезмерно хорошей рекламы. Реклама как новая утопия стала настоящим предметом культа. Эти ужасные или наводящие скуку вещи, которые можно видеть по телевизору, мы смотрим в основном потому (это показали исследования общественного мнения), что чудной передышкой после вида политиков, кровавых трупов, лежащих по разным причинам в разных частях мира, а также костюмированных фильмов в которых неизвестно, что происходит и которые являются бесконечными сериалами, (забывается не только прочитанное, но и просмотренное) — являются рекламные вставки. Уже только в них осталась Аркадия. В ней живут красивые женщины, великолепные мужчины, вполне счастливые дети, а также пожилые люди с разумными взглядами, главным образом в очках. С безостановочным восторгом они представляют пудинг в новой упаковке, лимонад из настоящей воды, спрей против потения ног, туалетную бумагу, пропитанную фиалковым экстрактом или шкаф, хотя в нем нет ничего особенного кроме цены. Выражение счастья в глазах, во всем лице, с которым изысканная красавица всматривается в рулон бумаги или отворяет тот шкаф, как будто это пещера Али-бабы, уделяется на миг каждому. В этом сопереживании есть, может быть, и зависть, и даже немного раздражения, ибо каждый знает, что он не мог бы испытать такой восторг, выпивая тот лимонад или наслаждаясь той бумагой, что до той Аркадии нельзя добраться, но её светлая жизнерадостность делает своё дело. Впрочем, с самого начала мне было ясно, что, совершенствуясь в борьбе товаров за существование, реклама покоряет нас не из-за всё лучшего качества товаров, а из-за всё худшего качества мира. Что же нам осталось после смерти Бога, высших идеалов, бескорыстных чувств, в переполненных городах, под кислотными дождями кроме экстаза мужчин и женщин из рекламы, объявляющих кексы, пудинг и масло как пришествие Царства Небесного? Так как, однако, реклама с чудовищной эффективностью приписывает совершенство всему, стало быть, говоря о книжках, — каждой книжке, человек чувствует себя как будто его соблазнили одновременно двадцать тысяч мисс мира, он не может выбрать ни одну и находится в состоянии неисполнимого любовного возбуждения, как баран в ступоре. Так происходит во всём. Кабельное телевидение, предлагая сорок программ сразу, приводит, образно выражаясь, к тому, что скоро их станет столько, а каждая должна быть обязательно лучше просмотренной, что зритель будет скакать с программы на программу как блоха на раскаленной сковороде, — это пример того как совершенная техника совершенно расстраивает. Обещан именно нам, хотя никто этого так прямо и не сказал, целый мир, всё, если не для обладания, то, по крайней мере, для осматривания и ощупывания, и художественная литература, которая является только эхом мира, его портретом и комментарием, попала в ту же самую ловушку. Почему, собственно говоря, мы должны были бы читать, что некое лицо того или другого пола, разговаривает прежде чем пойти в постель, если там нет ни слова о тысячах других, может быть на много более занимательных, лицах или, по крайней мере о таких, которые более изобретательно изготавливают вещи. Следовало тогда написать книжку о том, что делают Все Люди Сразу, чтобы впечатление, что мы узнаем глупости, в то время как Существенные Вещи случаются Где-то в Другом месте, не удручало уже нас.
Книга рекордов Гиннеса была бестселлером, так как показывала самые исключительные события с гарантией, что они подлинны. Этот паноптикум рекордов имел, однако, один недостаток, так как он быстро устаревал. Едва какой-нибудь мужчина съел восемнадцать килограммов персиков с косточками, как уже другой съел не только больше, но и сразу скончался от заворота кишок, что придало новому рекорду вкус мрачной остроты. Хотя это неправда, что психических болезней нет, а их выдумали психиатры, чтобы мучить пациентов и вытягивать у них деньги, правда состоит в том, что нормальные люди делают вещи намного более безумные чем всё, что делают сумасшедшие. Разница в том, что сумасшедший делает своё дело бескорыстно, нормальный же — ради славы, потому что её можно обменять на наличные. Впрочем, некоторым хватает самой славы. Дело, стало быть, темное, но так или иначе не вымерший до сих пор подвид утонченных интеллектуалов презирает всё это собрание рекордов, и в лучшем обществе не считалось признаком хорошего тона помнить сколько миль можно на четвереньках протолкать носом перед собой покрашенный в лиловый цвет мускатный орех.
