Мид Маргарет
Одиночество, самостоятельность и
взаимозависимость в контексте культуры
(Американская концепция одиночества)
Перевод Е.Егоровой
Американцев часто обвиняют в том, что они одинокий народ, усматривая в этом черту их национального характера. Подобное представление подкрепляется целым рядом социологических и квазисоциологических утверждений; многие из них опираются на понятие аномии, то есть социального заболевания, которому подвержены люди в современных городах. Бытующее мнение о распространенности одиночества у американцев является суждением культурологического плана, поскольку оно предполагает, что другие народы англичане, французы, немцы, русские - менее одиноки, чем американцы, или допускает, что в какой-то иной период американцы были менее одиноки, чем сейчас. Доказательств в пользу обоих утверждений обычно приводится недостаточно.
В предполагаемой вниманию читателей небольшой статье я намерена рассмотреть американскую концепцию одиночества как особого состояния человека в контексте даваемых американцами других оценок сходным обстоятельствам, таким, как: отсутствие друзей, пребывание в одиночестве вдали от близких, когда не ждешь поддержки от родных, знакомых, коллег и друзей; ностальгия или тоска по дому или переживание разлуки с любимым, когда человек расстался со своим прошлым, определенным местом или другим человеком, которые кажутся ему особо желанными. Можно сказать, что одиночество в таком смысле - явление абсолютно отрицательное; это состояние, которого каждый нормальный человек будет избегать и постарается его не допустить, как и другие близкие по смыслу обстоятельства, влекущие за собой неутолимое желание избежать их. Но одиночество отличается от перечисленных состояний своим более напряженным характером, отсутствием ярко выраженной специфики.
Тоска по дому и тяжелая утрата: их осознание
Тоска по дому есть сильная, почти непереносимая ностальгия человека, источник которой - в огромной радости, испытанной им в детстве, когда эта радость была связана с чисто детскими удовольствиями: вкусной едой и восхитительными снами там, где был родной дом, от которого человек теперь отделен и о котором ему что-то в настоящем напоминает. Характерно, что такое чувство переполняет ребенка, когда чужой человек укладывает его спать в чужом доме (за исключением тех случаев, когда в детстве ему доставляло удовольствие ночевать на новом месте). Если это так и было, то, как только мы начинаем устраиваться в новом номере гостиницы, ставим будильник или кладем бритвенный прибор на туалетный столик, у нас могут возникнуть воспоминания о радостях прежних путешествий по другим местам. Но чувство, что тебя, по выражению Пруста, поглотила "волна воспоминаний" о прошлом, или Heimweh1, как свидетельствуют примеры из немецкой литературы, страстное томление по определенному месту, времени и кругу людей, не очень характерны для американцев. Тоску по дому они склонны рассматривать как неудовлетворенность своим местонахождением в данный момент по сравнению с другими возможными ее вариантами. Из теплого отношения к определенным людям, к запаху свежеиспеченного хлеба или свежескошенной травы или к утреннему чириканью воробьев тоска по дому часто превращается у людей в настороженность по отношению к окружающей обстановке или в явное отвращение к ней. Пища, которая не нравится, потому что ты не привык к ней, жесткая или слишком мягкая постель, стол, на который не поставили стакан с водой, плохая вентиляция, отсутствие кондиционера или центрального отопления, аптекарского магазина2, ларька, где продают бутерброды с горячими сосисками, яйца на завтрак, еда не в том время, люди, говорящие на иностранных языках, - подобные обстоятельства, по словам американцев, вызывают у них тоску по дому. Это чувство - прямая противоположность типичной тоске по дому, возрождающей духовную притягательность прошлого; ей недостает специфики и горечи настоящей тоски по дому. Американец, заявляющий, что он истосковался по дому, вовсе не обязательно томится отсутствием отчего крова или хотя бы тоскует по жене и детям, он просто возмущен непривычностью своего теперешнего положения в целом. Как бы мать ни дорожила письмами сына, в которых он изливает свою тоску по дому, они обычно означают, что ему хочется прервать свое пребывание в незнакомом месте, а не свидетельствует о том, что он хочет ее видеть.
Этот обобщенный протест против незнакомого и непривычного в отличие от особого томления по незабвенному прошлому соответствует той поспешности, с которой американцы меняют дома, машины, школы, работу, жен, товарищей по комнате, партнеров по играм. В Соединенных Штатах Америки дом - это здание, где ты живешь, и агенты по продаже недвижимости рекламируют еще не заселенные здания как заранее "уютные дома". Такое отношение шокирует англичанина, который никогда не решится назвать новый дом, в котором он еще не жил, "домом". Ребенок, переезжающий со своими родителями с места на место, привыкает спать примерно в такой же постели, что и прежде, есть примерно ту же еду, пить примерно тот же апельсиновый сок и каждый раз сталкиваться с любопытством и временной враждебностью товарищей по новой школе. При такой адаптации к многообразию в чем-то похожих ситуаций, узнаваемых по тем же ноткам в голосе матери или по тому же ворчанью и покашливанию отца по утрам, от маленького ребенка - хотя мы и не совсем уверены в этом - может потребоваться несколько более высокая степень приспособляемости, чем она требуется тогда, когда его укачивают всегда в одном и том же кресле-качалке, а из окна доносятся одни и те же запахи с полей. Однако имеются факты, свидетельствующие о том, что люди больше держатся за то, к чему им было трудно привыкнуть, как это бывает с заключенными, которые не могут спать на мягкой постели после жесткой тюремной койки, или с испольщиками, продолжающими употреблять свиное сало, которое они в детстве ненавидели, так как их заставляли его есть. Ситуации, в которых оказывается младенец в Америке, когда его таскают с собой по поездам и автобусам, ставят корзину с ним на сиденье в самолете, пристегивают ремнями на переднем сиденье автомобиля, оставляют его одного привязанным в машине на незнакомой улице, пока мать делает покупки, укладывают спать на чужой постели в чужих квартирах, оставляют на попечение постоянно меняющихся приходящих нянь, - эти ситуации могут вызвать лишь внешне хорошую и легкую приспособляемость, но где-то внутри она может оказаться слишком жесткой. Ребенок, привыкающий терпеливо включать целый ряд различий в свое представление о "доме", при определенной степени непривычности обстановки, когда вокруг ничего не напоминает ему дом, может все отвергнуть. В зрелом возрасте, находясь за пределами Соединенных Штатов, он готов все отдать, лишь бы поговорить с любым земляком из Джорджии или Калифорнии. Ощущение неприемлемости в целом всего слишком непривычного, о котором они часто заявляют во весь голос и облекают в форму "тоски по дому", другие могут легко принять за одиночество, особенно европейцы или те, кто слишком увлечен европейской литературой и культурой. И действительно, большинство американцев скажут, что они чувствуют себя более одиноко там, где тоскуют по дому. Но это чувство все же скорее безличная, отрицательная реакция на ситуацию и окружение, чем сильное томление по определенным людям и местам.