Говорит мисс Уна Виткус. Записываем историю ее жизни. Часть номер один.
Начинаем?
…
Нет, невозможно ответить на все эти вопросы. Мы с тобой тут до Страшного суда просидим.
…
Отвечу на первый, и хватит.
…
Я родилась в Литве. В 1900 году. Не помню ничего про то место. Ну, разве что какие-то домашние животные припоминаются смутно. Была там то ли лошадь, то ли корова. Белая, в пятнах.
…
Скорее, корова.
…
Понятия не имею, коровы каких пород водятся в Литве. Знаешь таких пятнистых буренок, которые встречаются везде? Мне кажется, такая и была.
…
Голштинки, говоришь. Спасибо. Да, и еще вишневые деревья. Прекрасные вишневые деревья, по весне напоминали мыльную пену. Огромные, пышные, все в цвету.
…
Потом было долгое путешествие, мы на корабле плыли через океан. Помню что-то урывками. Да у тебя на этой бумажке миллион вопросов…
…
Вижу, что пятьдесят. Не придирайся, это просто оборот речи. Не обязательно задавать их по порядку.
…
Потому что история человеческой жизни никогда не начинается с начала. Неужели тебе в школе этого не объясняли?
Она все-таки ждала его — или кого-нибудь, хоть никто ей так и не позвонил.
— Где мальчик? — крикнула она с крыльца.
— Он не смог прийти, — ответили ей. — Вы миссис Виткус?
Он пришел, чтобы насыпать корма в кормушки для птиц, вынести мусор, посвятить шестьдесят минут своего времени уходу за ее хозяйством. По крайней мере, на это он способен.
Она разглядывала его с недовольным видом, ее лицо, лишенное красок, напоминало сморщенное яблоко, на котором выделялись, как яркие семечки, встревоженные глазки.
— Птицы умирают с голоду, — сказала она. — Не могу же я лазать на стремянку.
Ее голос хрустел, как разбитое стекло под ногами.
— Миссис Уна Виткус? Дом сорок два по Сибли-авеню? — на всякий случай уточнил он.
Добираться пришлось через весь город на автобусах с двумя пересадками.
Зеленое бунгало затаилось в заросшем деревьями тупике, в двух кварталах от супермаркета и в нескольких шагах от тротуара. Стоя возле дома, Куин одинаково хорошо слышал и щебет птиц, и шум автомобилей.
— Вообще-то мисс, — надменно ответила она.
Он уловил в ее речи акцент, правда едва заметный. Мальчик ничего об этом не говорил. Ее путь, наверное, пролегал через остров Эллис[1], как у сонмища других переселенцев.
— На прошлой неделе он тоже не явился, — сказала она. — На этих мальчиков совсем нельзя положиться.
— Тут я ничего не мог поделать, — ответил Куин, ощетинившись.
С чего он взял, что встретит здесь фею с розовыми щечками? Место напоминало логово ведьмы: клумбы с засохшими цветами, черепичная крыша тростникового цвета, клинья мансардных окон.
— Надо же этих мальчиков учить послушанию. Чтобы росли толковыми, добрыми, послушными… Добрыми, послушными и… — она хлопнула себя по лбу.
— Аккуратными, — подсказал Куин.
Мальчик умер. Очень аккуратно умер. Но Куин не смог произнести этого.
— Аккуратными и почтительными, — закончила женщина. — Они же мне обещали. Клялись. Я поверила, что все будет по-настоящему, без дураков.
Снова акцент проскользнул еле слышным отголоском: какая-то шершавость согласных, менее музыкальное ухо ничего бы не заметило.
— Я его отец, — сказал Куин.
— Да я уж догадалась. — Она закуталась в свою куртку из килта. На голове у нее была шапка с помпоном, хотя на улице стоял конец мая, припекало так, что пот выступал. — Он что, заболел?
