Случилось нечто совершенно невероятное. Я могу разбогатеть. Прославиться. Стать героем науки.
Но, признаюсь, я настолько ошеломлен, что часами просто сижу в своей комнате и смотрю на дождь за окном.
Что мне делать с этим вселяющим ужас знанием? Осмелюсь ли я вообще когда-нибудь его использовать?
Дневник Джона Харкорта Симмса.
Декабрь 1846 года
Молодой человек вышел за дверь и надел черную фехтовальную маску. За сеткой тяжелой маски он почувствовал себя иначе.
Она сделала его загадочным, гибким и опасным.
Она сделала его актером.
И убийцей.
На нем был костюм Гамлета – акт пятый, дуэль с Лаэртом, – и рапира в руке. Действовать надо очень осторожно. Все могло закончиться плохо, но совсем не так плохо, как ему хотелось. Юноша сделал глубокий вдох и заглянул в зал через застекленную дверь. Репетицию приостановили. Актеры сидели вокруг мистера Уортона, а тот, активно жестикулируя, объяснял что-то Марку Паттену, который играл Лаэрта.
Юноша открыл дверь, вошел в зал и сразу, как будто кто-то щелкнул переключателем, погрузился в атмосферу, полную голосов, музыки и стука молотков за декорациями.
Мистер Уортон оглянулся и сердито уставился на него.
– Себ! Где ты запропастился? – спросил учитель и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Что ж, может, в этот раз все пройдет как надо. Ты проверил – рапира тупая? Не забыл момент, когда должен запрыгнуть на стол?
Вошедший кивнул и поднялся на сцену. Там было довольно сумрачно – свет еще не выставили, фанерные декорации кренились и отбрасывали длинные тени. В зеркале мелькнуло его отражение. Он успел заметить, что высоковат и костюм ему немного тесен. Глаза в прорезях маски были темные, взгляд – суровый.
– Готов?
Юноша вновь молча кивнул.
– Ну, как знаешь, – буркнул Уортон.
Преподаватель гуманитарных дисциплин, бывший военный, заметно нервничал и разгорячился. Воротник он расстегнул, а волосы слиплись, после того как Уортон провел по ним потной ладонью.
– Ладно, ребята. Все готово к прогону сцены дуэли?
Прогон. Подходящее определение. Гамлет уперся острием рапиры в пол и слегка согнул стальной клинок. Он наблюдал за тем, как на сцену поднимается Лаэрт. Паттен – сынок богатенького папаши. Любитель повыпендриваться.
– Отлично. – Уортон взглянул на сценарий. – Итак, начинаем с «Моя неловкость вам послужит фольгой…». И, Себ, пусть это прозвучит по-настоящему грустно и благородно. Ты запутался, ты зол. У тебя убили отца, и все, чего ты хочешь, – это отомстить. Но вместо убийцы ты вынужден драться с парнем, которого едва знаешь. Тебе тошно от всего этого, у тебя болит душа. Понятно?
Молодой человек снова кивнул в ответ. Они даже не представляли, насколько ему это понятно.
Все заняли свои места. Он ждал за сеткой своей ненависти, его сердце стучало, как вышедший из-под контроля мотор, кожаная оплетка рукоятки уже стала скользкой от пота.
Уортон тяжело спустился со сцены и занял место в первом ряду. В полумраке зала раздался треск и замигали красные лампочки. Пальцы на эфесе рапиры вдруг окрасились в цвет крови.
– Извините, – крикнул кто-то из-за кулис.
– Хорошо. Лаэрт и Гамлет. Дуэль. Двигайтесь точно, как мы вчера репетировали. – Мистер Уортон поправил очки на носу. – Не торопитесь.
Паттен занял позицию перед противником.
– Хоть сегодня сделай все как надо, придурок, – шепнул он.
– Сделаю, мало не покажется.
Ответ прозвучал очень тихо, но угрожающе.
Паттен выпучил глаза:
– Что?..
Но юноша в костюме Гамлета уже поднял рапиру и начал поизносить текст:
– Моя неловкость вам послужит фольгой, чтоб мастерство, как в сумраке звезда, блеснуло ярче.
– Вы смеетесь, принц, – зарычал Лаэрт.
– Клянусь рукой, что нет.
Опоздавший шагнул вперед. Дальше – рукопожатие. Он с такой силой сжал руку Паттену, что чуть не сломал ему пальцы.
– Какого черта. – Паттен отступил на шаг. – Ты не Себ!
Юноша улыбнулся и неожиданно для противника замахнулся, чтобы нанести удар.
Паттен в испуге поднял свою рапиру и завопил:
– Эй! Идиот! Подожди!
Фальшивый Себ не собирался ждать и толчком в грудь отбросил противника на декорации.
Уортон вскочил:
– Все не так! Ребята! Себ!
Выпад. Парируешь удар. Атака без остановок. Его вели вперед злость и боль потери. А потом вдруг в голове прояснилось, он почувствовал себя свободным и рассмеялся, дыхание выровнялось, он отбивал удары Паттена и не обращал внимания на крики. Люди выскочили на сцену.
Уортон заорал:
– Прекратите немедленно!
А он подгадал момент и, хладнокровно прицелившись, нанес удар по белой плоти между рукавом и перчаткой противника.
Паттен громко взвыл от боли и бешенства. Он отскочил, отбросил рапиру и схватился за запястье. Кровь уже ручейками сочилась у него между пальцами.
– Он ненормальный! У него рапира не затуплена! Он меня ранил!
Топот. Крики. Картонный балкон пошел рябью и обвалился, подняв облака пыли. Чьи-то руки схватили сзади за шею и оттащили, затем кто-то вырывал из пальцев рапиру. Впрочем, фальшивый Себ не сопротивлялся. Он тяжело дышал, стоя в кругу парней, которые таращились на него во все глаза. Он это сделал. Такое никто не сможет игнорировать.