Глава первая
Белокуров гуляет
- Это твое?
- Мое.
- Откуда?
- Оттуда.
- Суеты вокруг моего появления на свет было столько, что хватило бы на отличнейшую повесть, - хвастался один из посетителей нижнего буфета знаменитого московского клуба, еще вполне молодой человек, лет сорока, с усами, кончики которых он постоянно лихо подкручивал. Пред ним был стол, уставленный выпивкой и закуской, а за столом сидели люди, знакомые и малознакомые. Напротив себя он видел очарованный взгляд, и его несло. - Достаточно того, что в день моего рождения, а я родился в Твери, мой отец сбежал с любовницей в Дубну, отправив к матери своего друга с письмом. В итоге друг, исполнив поручение, стал моим отчимом, и я ношу его фамилию.
- Стало быть, Белокуров - не родная? - спросила та, что смотрела на него восхищенным взором. - А какая фамилия у вашего настоящего родителя?
- Ответ.
Белокуров усмехнулся и стал раскуривать сигару. Когда окрестность наполнилась замечательным запахом «гаваны», он бросил в пепельницу дотла сгоревшую спичку и подмигнул девушке:
- Ну что вы так на меня смотрите? Ответ. Именно такую бы я носил фамилию, не сбеги мой родимый с любовницею.
- Борис Ответ? - усмехнулся сидящий справа от Белокурова писатель Михаил Бобов. - Почти вопрос-ответ. Превосходное имя для поэта. Поэт Ответ. Зря взял фамилию отчима, Борь.
- Писал бы я стихи, я бы подписывался отцовой, а так - нет, отчим у меня - золото.
- А я всю жизнь считала, что и Белокурова никакого не существует, - сказала девушка, бросая на Бориса очередной влюбленный взгляд. - Газета «Бестия», главный редактор - Белокуров. Ну, ясное дело - псевдоним, для прикола.
- Нет, я есть, вот он я, - улыбался Белокуров, самодовольно похлопывая себя по животу.
- И такой то-о-олстый. А я всегда представляла вас подтянутым, поджарым, стремительным. А вы вот, вальяжный.
- Именно что не толстый, а вальяжный, - поднял вверх указательный палец Белокуров.
- Выпьем за него! - провозгласил сидящий справа Витя, которого Белокуров не знал ни как писателя, ни как носителя какой-либо фамилии.
Все выпили, причем девушка чокнулась с особенным рвением. «Правда, что ли, влюбилась в меня? - мысленно фыркнул Белокуров. - Вот черт! Этого только не хватало. Хотя какая мне разница!» Впрочем, девушка была красивая, черноволосая, черноглазая, живая, и она ему нравилась тем больше, чем влюбленнее на него смотрела. И он не прочь был слегка увлечься, по своему обыкновению, не выплескиваясь из русла супружеской верности.
- Вообще-то это я только в последние два года располнел, - заметил он.
- Буржуазы проклятые раскормили.
- Как буржуазы?! - аж подпрыгнула на стуле девушка. - Разве вы не противник?
- Противник, матушка, противник, - иронично нахмурился Белокуров, силясь припомнить, как ее зовут. Девушку привел известный тележурналист, он назвал ее имя, попросил не обижать, а сам через пять минут откланялся и сбежал. - Ненавижу этих ракалий, но что делать - семью кормить надо. Вот, друзей угостить изредка - тоже люблю. Да вы не бойтесь, я Родиной не торгую. Просто преподаю курс всемирной истории в одном богатеньком колледже.
Последнее слово он исковеркал убийственной интонацией.
- И хорошо платят?
- Очень хорошо. Семьсот-восемьсот «бэ» в месяц выходит. А загружен два дня в неделю - в четверг и пятницу. Вот сегодня оттарабанил и гуляю.
- «Бэ»?
- «Бэ». Баксов. Раньше ведь «рэ» говорили.
- «Бэ» - это хорошо, - одобрил Бобов.
- Ну и каков контингент? - спросила девушка.
- Жизненный, - ответил Белокуров. - Хваткий.
- Понятно. Трудно, наверное, с ними?
- Ох, нелегкая это работа - до утра истреблять гугенота, - само собой родилось и выскочило из Белокурова тотчас же.
Все дружно посмеялись. Сидящий справа от Бобова профессор Литературного института выдернул из кармана блокнотец и записал.
- Кстати, - продолжал Белокуров. - Никто меня туда не протежировал. Магистр колледжа - самый главный у них там магистром величается - оказался страстным читателем моей «Бестии». Сам позвонил, пригласил. Сказал: «Для нас престижно, чтобы такой человек, как вы…»
- Удивительно! - покачала головой девушка.
- Напрасно вы так удивляетесь, Элла, - сказал профессор Литературного института. - Такое случается сплошь и рядом. Бывают ведь евреи-антисемиты, русские-русофобы.
- Писатели, ненавидящие литературу, - сказал Бобов.
- Вот именно, - подхватил Белокуров. - Почему бы не быть буржую, ненавидящему капитализм и демократию?
Он пуще прежнего повеселел и захмелел, радуясь, что нашлось наконец для нее имя, произнесенное профессором. Элла. Хорошее имя. И девушка хороша. Сколько ей лет? Не больше тридцати. Но и не меньше. Самый лучший возраст для сорокалетнего мужчины, желающего немного поухаживать, не вытекая из русла.
Только он об этом подумал, как она поглядела на часы и с тяжелым вздохом промолвила:
- Увы, мне пора, уже восемь. Белокуров, вы не проводите меня до такси?
- Ну вот, только я хотел… Но раз вы выбрали его, что ж, извольте, - унылой скороговоркой проговорил профессор. Ему явно не хотелось никого никуда провожать, и пробормотал он это так просто, заполнительно.
