В конце марта войска заполнили город, возвращая живых мертвецов в могилы. Они прибыли с тяжелыми пулеметами, снайперскими винтовками 50 калибра, огнеметами и установленными на бронетранспортерах скорострельными мини-пушками, толпами косящими нежить. Следом шли отряды зачистки, устраняя уцелевших особей и прочесывая дом за домом в поисках инфицированных вирусом «Некроз-3». Зараженные уничтожались. Незараженные получали инъекцию экспериментального противовирусного препарата «Тетролизин-Б», подавляющего репликацию вируса в организме носителя.
За семь недель «Некроз-3» оправил на тот свет две трети населения планеты, и почти все мертвецы вернулись в поисках мяса для пропитания.
«Тетролизин-Б», разработанный для борьбы с ВИЧ, оказался пресловутой «волшебной пилюлей». Чума была остановлена в самом начале, но к тому времени города превратились в кладбища.
* * *
Эмма Гиллис была готова уйти.
Она видела, как ее соседи заболевают, умирают, а потом возвращаются, чтобы кормиться. Эмма старалась не думать о том, скольких людей они убили. Гас укрепил дом, превратив его в бункер с бойницами, генератором, проволочным ограждением по тщательно заминированному периметру.
Мертвецы никогда бы к ним не прорвались.
Но война кончилась, и Эмма была сыта ею по горло. Последние три месяца она безвылазно проторчала в тесном бункере их аккуратного маленького домика, и была готова его покинуть.
— Сейчас самое время, Гас, — сказала она мужу, жадно наблюдавшему сквозь бойницу за улицами на предмет вражеской активности.
— Пора двигаться дальше.
— Я никуда не поеду, — сказал он.
Боже правый. Мысленно он по-прежнему служил в морской пехоте. Продолжал «играть в солдатиков». Но зомби побеждены. И больше нет причин жить в подполье.
Потом пришли военные. Гас, конечно же, приказал им убираться, пока им не пришло в голову испытывать на доме противотанковые ружья. Они сообщили, что в Форте Кендрикс сотни людей — мужчины, женщины и дети — заново обустраивают свою жизнь. Что там есть свежее мясо, свежие фрукты и овощи. Что вода там без металлического привкуса. И есть медицинская помощь. Настоящая медицинская помощь. Их главный, капитан Макфри — лихой красавец в черном спецназовском берете и с тонкими, как у Эррола Флинна усиками — сказал, что еще там есть электричество и библиотека ДВД-дисков.
— Гас, будь реалистом. Пора уходить.
Тот оглянулся вокруг, бледный, обрюзгший и небритый, в заношенных, выцветших камуфляжных штанах.
— Я не брошу все это. Не брошу мой дом.
Эмма вздохнула.
— Дом? Это не дом, Гас. Это казарма.
Несколько коробок с сухпайком теснились с железными ящиками с боеприпасами, с бутылями с дистиллированной водой, с оружием и предметами для оказания первой медпомощи. Влажная мечта сервайвелиста, но только не дом. Стены завешаны картами, окна заколочены досками, стекла крест-накрест заклеены клейкой лентой. Латунная вешалка у порога обвешана противогазами, водонепроницаемыми плащами и тесьмяными ремнями.
Разве это дом?
Домашнее хозяйство глазами солдата удачи.
Эмма не стала спорить. Она упаковала все, что смогла найти, в небольшой чемодан и нейлоновую сумку, и сложила их у входной двери.
— Я ухожу, Гас. Война кончилась. Пора сложить оружие и браться за пилы и лопаты. Пора строить новую жизнь.
— К черту, — отозвался Гас.
Эмме стало грустно. У нее на глазах хороший человек деградировал, превратился в рохлю-параноика. А вместе с ним деградировали и ее любовь и уважение к нему.
Эмма отодвинула засовы и вышла на крыльцо. Гас сразу же захлопнул за ней дверь и загремел замками.
— Ты еще вернешься, — сказал он.
Нет, не вернусь.
— Ты совершаешь большую ошибку, Эмма, — сказал он ей сквозь почтовую щель. Тем спокойным, не терпящим возражений голосом, с помощью которого в прошлом он с легкостью добывал деньги и забирался ей в трусики.
— Ты не дойдешь. Погибнешь, даже не добравшись до армейской базы. Ты не способна выживать, и ты знаешь это.
Она не стала спорить.
— Сервайвелизм это твоя тема, Гас, а не моя.
— У тебя просто нет для этого необходимых качеств, Эмма.
— Ты прав, — сказала она, покидая бункер.
Если выживать значит превратиться в крысу, боящуюся покинуть свою нору, то лучше я стану жертвой, Гас. И буду этому рада.
Так здорово было снова оказаться снаружи.
Команды зачистки убрали с улиц тела, и впервые за долгие недели и месяцы в воздухе не пахло моргом. С юга подул ветерок, и Эмма ощутила сладкий аромат весенней растительности, сирени и жимолости. Солнце грело ее бледное лицо, манило к себе.
Она двинулась вдоль по аллее и остановилась под одним из больших дубов.
Слава богу, слава богу, слава бо…
Ветер сменил направление, и воздух сразу же испортился, наполнившись мерзким смрадом бактериального тлена и трупного газа. Запах был не застарелый, а довольно свежий. Влажный и органический, как от протухшего мяса, он ударил в лицо.
Эмма замерла.
Выронила сперва одну сумку, потом другую.
Солнце было у нее за спиной.
Ее тень, как и тень от дуба, падала на аллею. Среди извилистых, переплетающиеся ветвей она заметила… сгорбившиеся, похожие на горгулий, фигуры.
Что-то ударило в затылок.
Раздалось пронзительное чирикание.