О моем отце

Юрий Иванович Гончаренко родился 10 июня 1877 г. в г. Варшаве. По рассказам его двоюродной сестры — дочери сестры его матери — Людмилы Ивановны Сигрист его отец, Иван Юрьевич Гончаренко был уроженцем бывш. Полтавской губ., где около станции Котемич у его отца был хутор. У него было 2 брата — Андрей и Владимир. Иван Юрьевич был старшим, потом Андрей, и Владимир младший. Оба старших брата получили высшее образование, а младший остался на хуторе, где хозяйничал. Иван Юрьев, был инспектором средних учебных заведений. Мать Юрия Ивановича, моего отца, уроженка г. Волчанска (под Харьковым), ее отец Николай Добровольский был поляк и работал в Волчанске заведующим почтовым отделением. Мать ее была украинкой. У них было 4 детей. 2 сына — ни имен, ни их специальности я не знаю. Слышала от той же тети, что старший сын был революционером и был сослан. 2 дочери — старшая Надежда Николаевна — мать Юрия Ивановича и Вера Николаевна, мать Людмилы Ивановны. Мать Юрия Ивановича училась в Харькове, в институте (закрытое среднее учебное заведение). За год до окончания института Иван Юрьевич Гончаренко приехал, как инспектор, в этот институт. Надежда Николаевна была способной, даже очень талантливой, она прекрасно рисовала и вышивала, к тому же была очень красивая. Она ему очень понравилась и к окончанию института он приехал в Харьков, сделал ей предложение, кот. было принято. У них было 3 детей. Старшая дочь Валентина, кот. умерла от дифтерита 7–8 лет. Потом Юрий, мой отец, и младший сын Иван. Чем занимался Иван Юрьвеич в Варшаве и с какого года жил — мне неизвестно. Знаю только, из рассказов отца, что они жили в штабном здании, где имели хорошую казенную квартиру, около Лазенок. Жили в достатке. Надежда Николаевна была и прекрасной хозяйкой и даже сумела сделать некоторые сбережения. Андрей Юрьевич окончил Академию (какую и когда — мне неизвестно), приехал к Ивану Юрьевичу на летний отпуск и там проиграл в карты крупную сумму. Надежда Никол, уплатила за него долг.

Примерно когда Юрию Ивановичу было 9 лет, неожиданно умер Иван Юрьевич от воспаления почек. Благополучная жизнь кончилась. Сначала Юрий Иванович, а затем Иван Иван., были отданы в Полоцкий кадетский корпус. Незадолго до его окончания мать Юрия Ивановича была приглашена Андрей Юрьевичем в Петербург, где он к этому времени занимал хорошее положение, имел большую казенную квартиру и предоставил ей 2 комнаты. После отличного окончания корпуса Ю. И. поступил в Петербургское Николаевское кавалерийское училище. По окончании курса училища по 1-ому разряду произведен в корнеты в лейб-гвардии кирасир. Ее величества полк. 13 августа 1897 г. командирован в Усть-Ижорский лагерь для изучения саперного дела с 20 мая по 29 июня. Оказав очень хорошие успехи в знании полевого саперного дела, командирован в Николаевск. Академию Генерального штаба для держания приемных экзаменов. 1900 г. августа 20 зачислен в Академию для прохождения курса 1900 г. октября 12. За отличные успехи в науках произведен в штабс-ротмистры 1903 г. июля 4. Приказом по Генеральн. штабу откомандирован от Академии и прикомандир. к штабу войск Гвардии и Петербургск. военного округа 1903 г. октября 3. Затем прикомандирован к офицерск. кавалер, школе для изучен. технич. стороны кавалер. дела. За отличные успехи вышел в полк гвардейских Синих кирасир. Но прослужил там около 4 лет: для службы в гвардейском полку надо располагать средствами, а их у него не было. После службы в полку он поступил в Военную Академию Генерального штаба в Петербурге. По окончании ее кончил Высшую школу верховой езды. Потом получил назначение в г. Сувалки. А в 1910 г. он служил в г. Ковно (Каунас). Пожалуй с этого года я помню отца. Весной 1910 г. мы с моей мамой поехали к отцу. Жили в гостинице и по вечерам, а может в свободные дни, вместе трое ходили гулять. Я была весьма живой девочкой и днем мама меня пускала побегать в широкий коридор гостиницы. Я завела знакомство с старичком-полковником в отставке, который меня приглашал к себе в его комнату, как купэ, где мы сидели друг против друга и беседовали, и он угощал меня конфетами. Перед отъездом он подарил мне серебряную чайную ложку, на которой было выгравировано «Наташа».

В 1911 г. отец был назначен начальником штаба в крепость Усть-Двинск, где служил до войны 1914 г. Из жизни в крепости у меня ярко сохранились в памяти 3 эпизода, связанные с отцом. В конце декабря 1911 г. мы сидели с мамой в папином кабинете (здесь у нас была хорош. 6-тикомнатн. квартира). Это была самая уютная комната. Мама сидела в углу и что-то шила (она хорошо шила), а мы с папой сидели у его письмен, стола. Он оч. хорошо рисовал и показывал мне свои рисунки. На склееных нескольких листах были изображены военные верхом на лошадях, а посреди стоял пожилой офицер с длинным кнутом. Себя он изобразил последним, и лошадь у него встала на дыбы, а у него слетела с головы фуражка.

Конечно, он и рассказывал что-нибудь, но что — не помню. Эти изображения были в красках. И на нем была черная военная гимнастерка, вернее мундир и синие рейтузы. Значит, это было его изображение, когда он служил в кирасирск. полку. Я тоже оч. любила рисовать и много рисовала, но мои рисунки были очень однообразны, я рисовала женщин, причем все шли в одну сторону, но платья и шляпы были разные. Вот после этого вечера и рассмотра папиных рисунков я стала тоже рисовать лошадей, но они в противоположность изображаемым женщинам шли слева направо. Прошло с тех пор 67 лет, но у меня перед глазами эти папины рисунки, точно я их видела вчера. Он добродушно улыбался, разглядывая моих разнаряженных дам. Весной в 1912 г. к празднику Пасхи (папа был неверующим, да и мама не отличалась религиозностью) делалась в квартире генеральн. уборка, пеклось и жарилось много вкусного, а меня с папой мама отправила на одну небольшую станцию, недалеко от крепости, чтобы купить к праздничному столу гиацинтов. Ехать на поезде надо было 3–4 остановки, а на той остановке, где нам надо было выходить, поезд стоял 2 м.[1] Папа в поезде встретил знакомого врача-латыша Карла Иван. Балтын, и будучи весьма общител. характера, с ним так заговорился, что не заметил, как поезд уже тронулся. Он не долго думая меня подтолкнул со ступеньки вагона и я упала и поцарапала себе нос. Когда мы вернулись домой, ему порядком досталось от мамы. Особенно приятное воспоминание у меня сохранилось о встрече 1914 г. У нас была оч. большая гостиная с 4 окнами и очень холодная, зимою мы ею не пользовались. Но по случаю Нового года ее хорошо натопили. У меня была большая елка, украшали мы ее тоже с папой и моей немкой, чрезвычайно молчаливой особой — бабушка говорила: «Не знаю, чему можно у нее научиться». Действительно, жила она у нас 3 года, но я совсем не помню, как я училась немецкому языку, но зато она меня научила 3 видам вязанья. Это мне очень пригодилось в жизни. Под елкой мне и 4 приглашенным детям было положено по коробочке шоколадн. конфет и по небольшой игрушке. У папы к этому времени был приобретен граммофон в виде ящика, без трубы, — он нам заводил польки и еще какие-то марши и мы немного потанцевали. А когда дети ушли, папа проиграл пластинки из Веселой вдовы — Пойду к Максиму я — Арию Данилы, Мой любимый старый дед из Продавца птиц — Целлера — В селе пастушка раз жила — и из Мартина рудокопа. Наверное, игралось и другое. А мы с ним отплясывали и так увлеклись, что мама насилу нас вытащила, чтобы мне ложиться спать. Видно этот вечер и ему был памятен и приятен, потому что в одном своем письме 1937 г. он тоже мне написал — А помнишь, как мы с тобой отплясывали под Новый год. Я же всю жизнь из оперетт больше всего люблю эти арии.